Язык успеха Дейл Карнеги предисловие

Глава 5

ОТДАЛИ БЫ ВЫ ЗА МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ ТО, ЧТО ИМЕЕТЕ?

Я знаком с Гарольдом Эбботом довольно давно. Он живет в Уэбб-Сити в штате Миссури. Одно время он был организатором моих лекций. Как-то раз мы с ним встретились в Канзас-Сити, и он отвез меня на мою ферму в Белтоне. Во время этой поездки я спросил его, как ему удается сохранять самообладание. Он рассказал мне замечательную историю, которую я никогда не забуду.

«Я всегда сильно переживал, — сказал он, — но весной 1934 года я шел по Вест Догерти-стрит в Уэбб-Сити. И вдруг глазам моим предстало зрелище, которое вмиг избавило меня от беспокойства. Все произошло буквально за десять секунд, но за это мгновение я узнал о жизни гораздо больше, чем за предыдущие десять лет. Два года я был хозяином небольшого бакалейного магазина в Уэбб-Сити, но не только потерял все свои деньги, но и влез в такие долги, что потом семь лет не мог с ними расплатиться. Мой магазин закрылся в предыдущую субботу, и теперь я шел в банк, чтобы занять денег на поездку в Канзас-Сити, где надеялся найти работу. Я шел, как побитая собака. Я потерял веру в себя, я больше не хотел бороться. И вдруг я увидел мужчину без ног. Он сидел на маленькой деревянной тележке с колесиками от роликовых коньков. Этот мужчина передвигался по улице, отталкиваясь от земли небольшими деревянными брусками, которые он держал в руках. Когда я увидел его, он пересек улицу и в этот самый момент пытался преодолеть бордюрный камень. Он изловчился наклонить свою тележку, и в этот момент наши глаза встретились. Он улыбнулся и сказал:

«Доброе утро, сэр. Прекрасная погода, не правда ли?» И вот, глядя на этого человека, я впервые понял, насколько же я богат. У меня было две ноги. Я мог ходить. Мне стало стыдно за ту жалость, которую я к себе только что испытывал. Я сказал себе, что если даже этот человек может быть счастлив, весел и уверен в себе, хотя у него нет ног, то я определенно могу быть еще счастливее, ведь у меня они есть. Я ощутил неожиданный прилив сил. Я намеревался просить в банке всего лишь сто долларов, но теперь мне хватило храбрости попросить двести. Я собирался сказать, что еду в Канзас-Сити искать работу. А вместо этого сказал, что еду, чтобы получить работу. Я получил заем и нашел работу.

И теперь на зеркале в моей ванной комнате написаны слова, которые я читаю каждое утро: «Я печалился, потому что у меня не было башмаков, до тех пор, пока на улице не встретил человека, у которого не было ног».

Я как-то раз спросил Эдди Рикенбакера о том, какой самый большой урок он извлек из той истории, когда он и его товарищи три недели дрейфовали на спасательном плоту по Тихому океану, почти потеряв надежду на спасение. «Я понял самое важное, — сказал Эдди, — если у человека есть пресная вода, когда он хочет пить, и еда, когда ему хочется есть, то ему не на что жаловаться!»

В журнале «Тайм» была опубликована статья о сержанте, раненном в сражении при Гуадалканале. Осколок снаряда порвал ему горло. Сержанту пришлось перенести семь переливаний крови. В записке доктору он написал: «Я выживу?» Доктор ответил: «Да». Раненый написал: «Я смогу говорить?» И ответ снова был утвердительным. И тогда сержант написал: «Тогда, черт побери, о чем же я волнуюсь?»

Почему бы вам не остановиться прямо сейчас и не спросить себя: «О чем, черт побери, мне беспокоиться?» Вы наверняка обнаружите, что все ваши беспокойства незначительны и неважны в сравнении с чем-либо действительно серьезным.

Около девяноста процентов происходящего в нашей жизни нормально и правильно, и лишь десять процентов плохо. Если мы хотим быть счастливыми, то нам нужно только сконцентрироваться на этих девяноста процентах и забыть о тех десяти, которые портят общую картину. Если мы хотим беспокоиться, переживать, зарабатывать себе язву, то достаточно подумать о тех десяти процентах и забыть об остальных девяноста.

Слова «Подумай и возблагодари» написаны на стенах множества церквей эпохи Кромвеля в Англии. Эти слова должны жить в сердце каждого из нас: «Подумай и возблагодари!» Подумайте обо всем том, за что вы должны быть благодарны судьбе, и возблагодарите господа за все- дары и щедроты.

Джонатан Свифт, автор «Путешествия Гулливера», был одним из самых отъявленных пессимистов в английской литературе. Он так сожалел о своем появлении на свет, что надевал траур и постился в дни рождения. И в своем отчаянии этот величайший пессимист английской литературы восхвалял мощнейшие целительные свойства веселья и счастья. «Лучшие доктора в мире, — писал он, — это доктор Диета, доктор Покой и доктор Веселье».

Мы с вами можем прибегнуть к услугам доктора Веселье когда угодно, стоит лишь подумать о невероятном богатстве, которым мы обладаем, — богатстве, превосходящем сокровища Али-Бабы. Отдали бы вы свои глаза за миллиард долларов? Сколько бы вы запросили за свои ноги? А за руки? За свое сердце? За детей? За семью? Добавьте к этому списку свои достояния, и вы поймете, что вы бы не отдали то, что имеете, ни за какие сокровища Рокфеллеров, Фордов и Морганов, вместе взятых.

Но ценим ли мы все это? Увы, нет. Как сказал Шопенгауэр: «Мы редко думаем о том, что имеем, зато всегда помним о том, чего нам недостает». Да, тенденция редко думать о том, что у нас есть, и всегда помнить о том, чего нам недостает, — это величайшая трагедия на земле. Она становится причиной несчастий, гораздо больших, чем те, что принесли все войны и эпидемии в истории.

Она превратила Джона Палмера из «отличного парня в старого брюзгу» и практически разрушила его дом. Я знаю об этом, потому что он сам мне рассказал. Мистер Палмер жил в Патерсоне, штат Нью-Джерси. «Как только я вернулся из армии, — написал он мне, — я начал собственное дело. Я упорно трудился день и ночь. Дела шли неплохо. Потом начались проблемы. Я не мог найти нужные детали и материалы. Я боялся, что мне придется бросить свое дело, и начал беспокоиться так сильно, что превратился из отличного парня в старого брюзгу. Я стал настолько ворчливым и раздраженным, что чуть не потерял свой замечательный дом. Тогда я этого не понимал, но теперь отчетливо вижу, что находился на грани. И вот в один прекрасный день ко мне пришел молодой парень, ветеран войны, инвалид. Он работал у меня. Этот человек сказал мне: «Джонни, тебе должно быть стыдно за себя. Ты ведешь себя так, словно во всем мире проблемы возникают только у тебя одного. Предположим, ты даже лишишься своего дела — что с того? Ты сможешь начать все снова, когда дела пойдут лучше. Ты постоянно ворчишь. Парень, как бы мне хотелось оказаться на твоем месте! Посмотри на меня. У меня только одна рука, а лицо безнадежно изуродовано, но я не жалуюсь. Если ты не перестанешь ворчать и жаловаться, ты потеряешь не только свое дело, но и здоровье, и дом, и всех друзей!» Слова этого человека полностью изменили мою жизнь. Они заставили меня понять, как я счастлив. Я решил измениться и стать прежним. Именно так я и поступил».

Мой друг Люсиль Блейк была на грани трагедии, пока не поняла, что нужно быть счастливой тем, что имеешь, а не переживать из-за того, что тебе чего-то не хватает.

Я встретился с Люсиль давным-давно, когда мы оба слушали курс написания рассказов в Колумбийском университете на факультете журналистики. Некоторое время назад она пережила глубокое потрясение. Тогда она жила в Таксоне, штат Аризона. Вот история, которую она мне рассказала: «Я жила в настоящем водовороте событий: училась играть на органе в университете Аризоны, руководила логопедической клиникой и вела курс музыкального образования. Я постоянно бывала на вечеринках, танцах, а порой мы устраивали скачки всю ночь напролет. И вдруг как-то утром я потеряла сознание. Мое сердце! «Вы должны год провести в постели в полном покое», — сказал мой доктор. Он не ободрил меня и не сказал, что верит в полное выздоровление.

Год в постели! Бить инвалидом, а может быть, даже умереть! Я была в ужасе! Почему все это случилось со мной? Что я сделала, чтобы заслужить такую судьбу? Я плакала и стонала. Я возмущалась и злилась, но все же легла в постель, как предписал доктор. Мой сосед, мистер Рудольф, художник, сказал мне: «Сейчас ты думаешь, что год, проведенный в постели, это трагедия. Но это не так. У тебя будет время подумать и понять саму себя. За эти месяцы ты в духовном плане вырастешь больше, чем за всю предыдущую жизнь». Я немного успокоилась и попыталась провести переоценку ценностей. Я стала читать книги, которые воодушевляли меня. Как-то раз по радио я услышала такие слова: «Вы можете выразить лишь то, что живет в вашем сознании». Я много раз раньше слышала подобные слова, но теперь они проникли в глубь моей души и пустили корни. Я решила думать только о том, как я хотела бы жить: думать о веселье, счастье и здоровье. Я каждое утро заставляла себя думать о том, за что я должна быть благодарна. Никакой боли. Очаровательная маленькая дочь. Отличное зрение. Прекрасный слух. Замечательная музыка по радио. Время для чтения. Вкусная еда. Хорошие друзья. Я так веселилась, ко мне приходило столько людей, что доктор даже предписал допускать ко мне только одного человека и только в строго отведенные часы.

С тех пор прошло много лет, я вернулась к нормальной активной жизни. Я глубоко благодарна судьбе за этот год, проведенный в постели. Это был самый счастливый и замечательный год за всю мою жизнь». Моя дорогая Люсиль, вы можете этого и не осознавать, но вы получили тот же урок, что и доктор Сэмюэль Джонсон двести лет назад. «Привычка видеть в любом событии положительные стороны, — писал он, — дороже тысячи фунтов годового дохода».

Обратите внимание, что эти слова были написаны не профессиональным оптимистом, а человеком, которому были знакомы и тревоги, и нищета, и голод, который двадцать лет добивался признания, и в конце концов стал одним из самых выдающихся писателей своего поколения и самым блестящим собеседником всех времен.

Логан Пирселл Смит сумел вложить глубочайшую мудрость в несколько слов, сказав: «В жизни есть смысл стремиться лишь к двум целям: сначала получать то, чего вы хотите, а получив это, наслаждаться им. Второе доступно лишь немногим мудрецам».

Хотите знать, как можно наслаждаться простым мытьем посуды? Прочтите удивительную книгу Боргильд Даль. Она называется «Я хотела видеть».

Эта книга написана женщиной, которая пятьдесят лет была практически слепой. «У меня был только один глаз, — пишет она, — и тот покрывали плотные рубцы, так что я могла видеть только через крошечный участок в левой части глаза. Я могла читать, только поднося книгу к самому лицу и изо всех сил стараясь смотреть влево».

Но эта женщина не позволяла себя жалеть, не хотела, чтобы к ней относились как к инвалиду. В детстве ей хотелось играть в классики с другими детьми, но она не видела линии и отметки. Поэтому, когда остальные дети отправлялись по домам, она опускалась на землю и ползала, рассматривая линии. Она сумела запомнить каждый сантиметр игровой площадки и вскоре научилась даже бегать. Она читала дома, держа книгу с огромными буквами так близко к лицу, что ее ресницы касались страниц. Она сумела получить две степени — бакалавра искусств в университете Миннесоты и магистра искусств в Колумбийском университете.

Боргильд Даль начала преподавать в маленькой деревушке Твин-Вэлли, штат Миннесота, и сделала карьеру профессора журналистики и литературы в Августин-ском колледже в Сиу-Фоллс, Южная Дакота. Она работала там тринадцать лет, читая лекции в женских клубах и выступая по радио с обзорами современной литературы и рассказами о писателях. «Где-то в глубине души, — пишет она, — я постоянно боялась полностью ослепнуть. Чтобы преодолеть этот страх, я стала относиться к жизни весело, радостно, даже беззаботно».

Затем в 1943 году, когда миссис Даль было уже 52 года, случилось чудо: ей сделали операцию в знаменитой клинике Майо. Теперь она может видеть в сорок раз лучше, чем раньше.

Новый удивительный и прекрасный мир открылся перед этой женщиной. Ей доставляет радость даже просто мыть посуду на кухне. «Я начинаю играть с этой прекрасной белой пеной в раковине, — пишет она. — Я погружаю руки в мыльную пену и вижу, как на поверхности возникают радужные пузырьки. Я взбиваю их, на них играет свет, и в каждом из них я вижу маленькую радугу». И когда она выглядывает из окна своей кухни, то видит «трепещущие черные крылышки пролетающих мимо воробьев, которые летят под белыми хлопьями снега». Боргильд Даль находит радость в мыльных пузырьках, в полете воробья, и она заканчивает свою книгу такими словами: «Великий Боже, — шепчу я, — Отец наш небесный, благодарю тебя. Благодарю тебя!»

Попробуйте поблагодарить господа за то, что вы можете мыть посуду и видеть радугу в каждом мыльном пузырьке, и наблюдать за полетом воробьев под хлопьями снега!

Нам с вами должно быть стыдно за себя! Все дни прожитых нами лет мы должны были наслаждатьсй сказочной красотой и счастьем, но мы были слишком слепы, чтобы увидеть это, и слишком ненасытны, чтобы наслаждаться.

Если вы хотите перестать беспокоиться и начать жить.

ДУМАЙТЕ О СВОИХ УДАЧАХ. А НЕ О ПРОВАЛАХ!

Глава 6

ПОМНИТЕ:

ТОЛЬКО ДОХЛУЮ СОБАКУ НИКТО НЕ ПИНАЕТ

События, произошедшие в 1929 году, стали настоящей сенсацией в мире образования. Образованные люди со всей Америки съезжались в Чикаго, чтобы стать свидетелями происходящего. Несколькими годами раньше молодой человек Роберт Хатчинс сумел пробиться в Йельский университет. До этого он работал официантом, лесорубом, репетитором и продавцом бельевых веревок. Теперь же, спустя восемь лет, он избран президентом четвертого по значимости университета Америки, Чикагского университета. Сколько же ему лет? Тридцать! Невероятно! Старые профессора только качали головами. Критика, поднявшаяся со всех сторон, обрушилась на вундеркинда. Он слишком молод, он совершенно неопытен, его идеи чересчур радикальны. Даже газеты, и те присоединились к травле.

В день инаугурации один приятель сказал отцу Роберта Майнарда Хатчинса: «Сегодняшние газеты повергли меня в шок. Они ужасно оскорбляют вашего сына».

«Я знаю, — сказал старый Хатчинс. — Это грубо, но помните, что лишь дохлую собаку никто не пинает».

Действительно, чем крупнее собака, тем больше удовлетворения получают люди, пиная ее. Принц Уэльский, который позже стал королем Эдвардом VIII, поневоле усвоил это на собственном опыте. В свое время он посещал Дартмутский колледж в Девоншире. Принцу было около четырнадцати лет. Как-то раз один из морских офицеров увидел, что он плачет, и спросил его в чем дело. Принц отказался отвечать, но в конце концов был вынужден признаться — его обижали кадеты. Коммодор колледжа вызвал обидчиков к себе и разъяснил им, что принц не жаловался, но он хочет выяснить, почему именно он был избран для столь жестокого обращения. После некоторой заминки и отпирательства кадеты признались, что, когда они станут командирами и капитанами королевского флота, им доставит невероятное удовольствие рассказывать, как они унижали самого короля!

Поэтому когда вас пинают, унижают и критикуют, помните, что ваш обидчик просто-напросто хочет укрепить чувство собственной значимости. Чаще всего подобные нападки означают, что вы сделали нечто, заслуживающее внимания. Многие находят извращенное удовлетворение в унижении тех, кто превосходит их в образовании или добился большего жизненного успеха. Приведу пример. Когда я писал эту главу, я получил письмо от женщины, в котором она критиковала генерала Вильяма Бута, основателя Армии Спасения. Не так давно я выступал в передаче, посвященной этому замечательному человеку, поэтому женщина написала именно мне. Она утверждала, что генерал украл восемь миллионов долларов из денег, пожертвованных его организации. Обвинения, разумеется, были абсурдными. Но истина эту женщину не интересовала. Она находила жестокое удовлетворение от того, что унижала человека, который превосходил ее во всем. Я выбросил ее грязное письмо в мусорную корзину и возблагодарил всемогущего за то, что я не женат на подобной особе. Из ее письма я не узнал ничего о генерале Буте. Но письмо многое рассказало мне о его авторе. Шопенгауэр написал: «Люди низменные находят глубокое удовлетворение в ошибках и недостатках людей великих».

Едва ли можно считать низменным человеком президента Йельского университета, но бывший президент Йеля, Тимоти Дуайт, действительно находил глубокое удовлетворение в нападках на человека, который стал впоследствии президентом США. Дуайт утверждал, что если этого человека изберут президентом, то «наши жены и дочери станут жертвами легальной проституции, они будут хладнокровно обесчещены и осквернены, они лишатся невинности и добродетели и станут отвратительны богу и человеку».

Вы думаете, эти слова сказаны про Гитлера? Как бы не так. Вся эта гневная филиппика направлена против Томаса Джефферсона. Какого Томаса Джефферсона? Неужели того самого, бессмертного Томаса Джефферсона, автора Декларации независимости, отца американской демократии? Да, да, именно против этого самого человека.

Как вы думаете, кого американцы называли «лицемером», «самозванцем» и кого они считали «немногим отличающимся от убийцы»? На газетных карикатурах этого человека изображали на гильотине, огромный нож отсекал его голову. Толпы насмехались над ним, люди кричали и свистели ему вслед, когда он проезжал по улицам. Кто же был этот человек? Джордж Вашингтон.

Но все это происходило много лет назад. Может быть, за последнее время человеческая природа изменилась к лучшему? Давайте посмотрим. Вспомните, к примеру, дело адмирала Пири, исследователя, которому удалось достичь Северного полюса на собачьих упряжках 6 апреля 1909 года. К этой цели люди стремились веками, страдали, голодали и умирали в попытках свершить этот подвиг. Пири сам чуть не погиб от голода и мороза. Он обморозил восемь пальцев, и их пришлось ампутировать. Испытания оказались настолько жестокими, что он чуть не сошел с ума. Но вышестоящие морские офицеры впали в ярость от того, что Пири получил всеобщее признание. Они обвинили его в том, что он собрал деньги на научную экспедицию, а сам «жил в свое удовольствие и развлекался в Арктике». И эти люди наверняка верили в то, о чем говорили, потому что практически невозможно не верить в то, во что хочется верить. Их стремление унизить и опорочить Пири было так велико, что только приказ президента Маккинли позволил Пири продолжить свои исследования Арктики.

Подвергли бы Пири таким оскорблениям и унижениям, если бы он просто занимался бумажной работой в морском министерстве в Вашингтоне? Нет. В этом случае он не совершил бы ничего такого, что могло бы вызвать ревность и зависть.

Генерал Грант испытал на себе еще более жестокие унижения. В 1862 году он одержал первую крупную победу в Гражданской войне. Эта победа была молниеносной, она в мгновение ока превратила Гранта в национального героя. Она имела громадный отклик даже в далекой Европе. По всему Северу, от штата Мэн до берегов Миссисипи, звонили колокола и пылали костры. Но через шесть недель после этой великой победы Грант — герой Севера — был арестован, а армия получила другого командующего. Он плакал от унижения и отчаяния. Почему же генерал Грант был арестован в зените своей славы? Только потому, что он вызвал ревность и зависть своих высокомерных начальников. Если вы испытываете беспокойство из-за несправедливой критики... Вспомните, что несправедливая критика очень часто является завуалированным комплиментом. Не забывайте: только дохлую собаку никто не пинает.

Глава 7

КАК ПЕРЕСТАТЬ ОБИЖАТЬСЯ НА КРИТИКУ

Однажды я беседовал с генерал-майором Смидли Батлером — стариной Всевидящим Оком. Старина Батлер! Помните его? Он был одним из самых колоритных и отчаянно храбрых генералов, когда-либо командовавших морской пехотой США.

Он рассказал мне, что в молодости страстно мечтал о славе и признании и стремился произвести на всех самое благоприятное впечатление. В то время даже самая безобидная критика больно уязвляла и ранила его. Но тридцать лет, проведенных на флоте, закалили его дух. «Меня унижали и оскорбляли, — рассказывал генерал, — меня обзывали псом, змеей и скунсом. Меня оскорбляли величайшие мастера этого дела. Я выслушал в свой адрес все возможные сочетания непечатных выражений, какие только существуют в английском языке. Вы думаете, меня они обижали? Ха! Когда я слышу, что кто-то ругает меня, я даже не поворачиваюсь к нему!»

Может быть, старина Батлер стал слишком безразличен к критике, но одно очевидно: большинство из нас принимают слишком близко к сердцу то, на что вообще не следует обращать внимания. Я помню, как несколько лет назад ко мне пришел репортер из нью-йоркской «Сан», чтобы написать статью о моих семинарах для взрослых. После посещения наших занятий он язвительно высмеял меня и мою работу. Сказать, что я вспылил, значит не сказать ничего. Я воспринял это как личное оскорбление. Я позвонил Джилу Ходжесу, председателю совета директоров этой газеты, и буквально потребовал, чтобы он напечатал статью, объективно отражающую факты, а не оскорбительную и лживую. Я жаждал возмездия за совершенное преступление.

Сегодня мне стыдно за то, как я поступил тогда. Теперь я понимаю, что половина из тех, кто купил эту газету, даже не обратили на статью никакого внимания. Половина из тех, кто все же прочел ее, посмеялись над ней, как над невинной шуткой. А те же, кто отнесся к ней серьезно, забыли о ней через неделю.

Сегодня я понимаю, что люди не думают ни о вас, ни обо мне. Им неинтересно то, что говорят о других. Они думают только о себе — до завтрака, после завтрака и все остальное время дня, пока не заснут. Их гораздо больше заботит собственная головная боль, чем известие о вашей или о моей кончине.

Даже если кто-то солгал о вас, оскорбил, извратил ваши слова, воткнул нож вам в спину, поднял на смех и предал — не погружайтесь в пучину жалости к себе. Вместо этого вспомните, что с Иисусом произошло то же самое. Один из его двенадцати лучших и преданнейших друзей стал предателем за сумму, которая в пересчете на сегодняшние деньги составляет всего-то девятнадцать долларов. А другой из двенадцати открыто предал Христа в трудную минуту, трижды заявил, что не знает Иисуса, и даже поклялся в этом. Вот что произошло с Иисусом. Так почему же с вами или со мной не должно случиться ничего подобного?

Давным-давно я понял, что не в состоянии помешать людям несправедливо критиковать меня. Я могу сделать гораздо более важное — могу сделать так, чтобы несправедливые слова не оказывали на меня никакого действия.

Давайте разберемся в этом. Я не призываю вас не обращать внимания на критику. Я далек от подобной мысли. Я говорю о том, что не следует обращать внимания на несправедливую критику. Как-то раз я спросил Элеонору Рузвельт, как она относится к несправедливой критике — один бог знает, сколько подобных слов пришлось ей выслушать в свой адрес! У этой женщины было больше преданных друзей и заклятых врагов, чем у любой другой хозяйки Белого дома.

Миссис Рузвельт рассказала мне, что в детстве и юности она отличалась болезненной застенчивостью и постоянно боялась того, что могут сказать о ней люди. Она так боялась всяческой критики, что однажды спросила совета у своей тети, сестры Теодора Рузвельта. Элеонора спросила: «Тетя Бай, я хочу сделать то-то и то-то. Но я боюсь, что людям это не понравится».

Сестра Тедди Рузвельта посмотрела ей в глаза и сказала: «Никогда не думай о том, что скажут люди, если ты убеждена, что поступаешь правильно». Элеонора Рузвельт рассказала мне, что именно этот совет стал ее Гибралтарской скалой, когда она стала хозяйкой Белого дома. Она сказала, что единственный способ избежать критики — это превратиться в фарфоровую фигурку и застыть на полке. «Поступай так, как считаешь правильным, — пусть даже за это тебя подвергнут критике. Тебя осудят, если ты сделаешь это, и осудят еще более жестоко, если ты этого не сделаешь!» Вот такой совет дала Элеоноре эта мудрая женщина.

Когда Мэттью С. Браш был президентом крупной компании, я спросил его, обращает ли он внимание на критику. И он ответил: «Да, в молодости я был очень чувствителен. Я страстно мечтал, чтобы все сотрудники моей компании считали меня совершенством. Если это было не так, я огорчался. Я старался умиротворить каждого, кто что-то говорил против меня. Но добивался я лишь одного — когда мне удавалось наладить отношения с одним, в ярость приходил другой. Стоило мне справиться со вторым, как тут же находилась еще парочка недовольных. Наконец я осознал, что чем больше я стараюсь задобрить и умиротворить чувства одних, чтобы избежать критики в мой адрес, тем вернее наживаю себе новых врагов. И наконец я сказал себе:

«Если ты выше остальных, то тебе не избежать критики. Так что откажись от этой идеи!» И такой подход очень мне помог. С этой минуты я взял себе за правило делать все, что в моих силах, а после этого раскрывать старый зонтик, чтобы он принимал на себя ливень несправедливой критики, обрушивающийся на мою голову».

Димз Тейлор пошел еще дальше. Он позволил этому ливню обрушиться прямо на него и только смеялся над ним — причем публично. Когда он выступал по радио с комментариями в антракте воскресного дневного концерта Нью-Йоркского филармонического симфонического оркестра, ему передали записку, в которой одна женщина называла его «лжецом, предателем, змеей и слабоумным». Мистер Тейлор пишет в книге «Люди и музыка»: «Я подозреваю, что она совершенно не думала о том, как прозвучат ее слова». В следующей программе мистер Тейлор прочел это письмо по радио миллионам слушателей — и получил еще одно письмо от этой же самой женщины, в котором она сообщала, что ее отношение к нему не изменилось. Она по-прежнему утверждала, что он лжец, предатель, змея и слабоумный. Нельзя не восхищаться человеком, способным так воспринять явно несправедливую критику, его спокойствием, его невозмутимостью и чувством юмора.

Когда Чарльз Шваб выступал перед студентами в Принстонском университете, он рассказал, что самый важный урок в своей жизни он получил от старого немца, работавшего на его сталелитейном заводе. Этот старый немец ввязался в жаркий спор с другими рабочими на тему войны, и они сбросили его в реку. «Когда он пришел в мой кабинет, — рассказал мистер Шваб, — покрытый грязью и весь мокрый, я спросил его, что же он ответил людям, сбросившим его в реку. И он ответил мне: «Я просто рассмеялся».

Мистер Шваб сделал слова, услышанные от этого старого немца, девизом своей жизни: «Просто смейся». Этот девиз особенно хорош, когда вы чувствуете себя жертвой несправедливой критики. В ответ на грубость можно ответить новой грубостью, но что делать с человеком, который просто смеется?

Линкольн вряд ли смог бы выдержать все нечеловеческое напряжение Гражданской войны, если бы не оставил попытки возражать всем тем, кто яростно нападал на него. Его описание того, как он относился к подобным замечаниям, стало своего рода классикой американской литературы. Генерал Макартур всегда держал копию этого высказывания у себя на столе. Уинстон Черчилль вставил эту цитату в рамку и повесил ее на стену в своем кабинете в Чартвелле. Вот эта замечательная цитата: «Если бы я читал все нападки на меня, не говоря уж о том, чтобы отвечать на них, у меня не было бы времени заниматься ничем другим. Я всегда делал все, что было в моих силах, — сделать больше я просто не могу и собираюсь поступать так до конца. Если в конце концов подтвердится моя правота, то все, что говорилось против меня, не будет иметь значения. Если же меня ждет поражение, то, даже если десять ангелов поклянутся, что я был прав, это уже ничего не изменит».

Когда вы подвергаетесь несправедливой критике, вспомните простое правило: Делайте все, что в ваших силах, а после раскрывайте старый зонтик, и пусть дождь несправедливых упреков стекает по нему, не причиняя вам вреда.

Часть вторая

ОСНОВНЫЕ ПРИЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ ЛЮДЬМИ

Книга «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей» посвящена человеческим взаимоотношениям — умению общаться с людьми, умению приобретать настоящих друзей, без которых немыслима нормальная жизнь. Подавите в себе желание критиковать, выработайте привычку хвалить и искренне восхищаться собеседником — так вы сможете заставить людей отнестись к себе с симпатией. И то, что делает нас счастливыми в общественной жизни, сделает нас счастливыми и в жизни личной — а ведь именно это необходимо каждому мужчине и каждой женщине.

Глава 8

«ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ПОЛУЧИТЬ МЕД, НЕ СТОИТ РАЗРУШАТЬ УЛЕЙ»

7 мая 1931 года погоня за самым известным преступником в истории Нью-Йорка подошла к своему пику. После долгих недель поисков Кроули Два Пистолета, убийца, который не пил и не курил, был наконец обнаружен в квартире своей подружки на Вест-Энд-авеню.

Сто пятьдесят полицейских и детективов осадили его убежище, располагавшееся на верхнем этаже здания. Они взяли под контроль все лазейки на крыше и попытались выкурить Кроули, убийцу полицейских, слезоточивым газом. Затем полиция вооружилась автоматами и залегла на крышах соседних домов. Более часа весьма оживленный район Нью-Йорка содрогался от грохота пистолетных выстрелов и треска автоматных очередей. Кроули, укрывшись за огромным креслом, отчаянно отстреливался. Десять тысяч возбужденных зевак наблюдали за поединком. Нью-Йорк еще не видел ничего подобного.

Когда Кроули наконец схватили, комиссар полиции Малруни заявил, что убийца с двумя пистолетами был одним из наиболее опасных преступников за всю историю Нью-Йорка. «Убить человека для него — совершенный пустяк», — сказал комиссар.

А что думал об этом сам Кроули? Мы знаем об этом из письма, которое убийца писал в тот момент, когда его схватила полиция. «Всем, кого это касается», — так озаглавил Кроули свое послание миру. Пока он писал, кровь из его ран капала на бумагу. Вот что он написал: «В моей груди бьется усталое, но очень доброе сердце. Я в жизни не причинил бы вреда ни единому человеку».

Незадолго до этого Кроули развлекался со своей подружкой в машине на обочине дороги на выезде из Лонг-Айленда. К машине подошел полицейский и попросил Кроули предъявить права.

Не произнеся ни слова, Кроули выхватил пистолет и буквально изрешетил несчастного полисмена. Когда умирающий полицейский упал, Кроули выскочил из машины, схватил его табельный пистолет и еще раз выстрелил в распростертое перед ним тело. И вот такой человек пишет о себе: «В моей груди бьется усталое, но очень доброе сердце. Я в жизни не причинил бы вреда ни единому человеку».

Кроули приговорили к смертной казни на электрическом стуле. Когда его поместили в камеру смертников в тюрьме Синг-Синг, вы думаете, он сказал: «Я здесь, потому что я убивал людей»? Нет, он заявил, что приговорен к смерти за то, что защищал себя.

Смысл этой истории очень прост. Кроули Два Пистолета совершенно не раскаивался в своих поступках. Вы считаете, что это необычно? Если да, то прочтите следующее: «Я провел лучшие годы своей жизни, доставляя людям изысканные удовольствия и помогая им хорошо проводить время. И что же я получил в награду? Только оскорбления и преследования. На меня открыли настоящую охоту!»

Это слова Аль Капоне — опаснейшего врага общества, предводителя банды гангстеров, заставлявшей трепетать весь Чикаго. Капоне не раскаивался ни в чем. Он считал себя человеком, действовавшим на благо общества, — непонятым и не оцененным по достоинству.

Точно так же относился к себе и Голландец Шульц. Правда, потом он погиб от пуль гангстеров в Нью-йорке. Голландец Шульц, один из столпов преступного мира Нью-Йорка, как-то заявил в интервью одной из газет, что он действовал исключительно на благо общества. И он искренне верил в свои слова.

У меня есть интересное письмо от бывшего начальника тюрьмы Синг-Синг Льюиса Лоуса. Он пишет, что «лишь очень немногие заключенные считают себя дурными людьми. Они такие же люди, как и мы с вами. Поэтому они ищут себе оправдание, пытаются объяснить собственные поступки. Они могут рассказать вам, почему они должны были взломать сейф или нажать на спусковой крючок. Большинство из них пытаются оправдать бессмысленно или вполне логично свои антиобщественные поступки даже перед самими собой. Все они считают, что не заслужили тюремного заключения».

Если Аль Капоне, Кроули Два Пистолета, Голландец Шульц или все остальные преступники, находящиеся в заключении, не обвиняют себя ни в чем, то что же тогда говорить о нормальных людях, с которыми мне и вам приходится общаться постоянно? Джон Ванамейкер, основатель сети магазинов, носящих его имя, однажды признался: «Тридцать лет назад я усвоил, что ругаться совершенно бессмысленно. У меня достаточно проблем с самим собой, чтобы еще беспокоиться из-за того, что господь бог не позаботился справедливо наделить всех остальных разумом». Ванамейкер усвоил этот урок довольно рано, а вот я сам вынужден был на протяжении трети века на ощупь бродить по этому старому миру, чтобы начать понимать, что в девяноста девяти случаях из ста люди ни за что не станут критиковать себя, будь они тысячу раз неправы.

Критика совершенно бесполезна, потому что она заставляет человека обороняться, а следовательно, находить для себя оправдания. Критика опасна, потому что она уязвляет человеческую гордость, чувство собственной значимости и вызывает обиду.

Б.Ф. Скиннер, психолог с мировым именем, в ходе своих экспериментов установил, что животные, которых поощряли за хорошее поведение, поддаются дрессировке гораздо быстрее и запоминают полученные навыки на более продолжительное время, чем те, кого наказывали за неправильные поступки. Дальнейшие исследования привели его к тому, что этот вывод справедлив и в отношении человека. Критикуя, мы не можем добиться позитивных изменений, а очень часто просто обижаем человека.

Еще один выдающийся психолог, Ханс Сели, сказал: «Мы жаждем одобрения так же страстно, как отчаянно трепещем перед порицанием». Обида, которую порождает критика, может полностью деморализовать подчиненных, членов семьи, друзей. Критика совершенно не способна улучшить ситуацию.

Джордж Б. Джонстон из Энида, штат Оклахома, работает начальником службы техники безопасности. Одной из его обязанностей является наблюдение за тем, чтобы рабочие постоянно носили защитные каски во время работы. Джордж говорил мне, что, когда он видел рабочих без касок, он начинал отчитывать их, говорить об установленных правилах и о том, что они должны подчиняться. В результате каски надевались, но, как только Джордж отходил, рабочие тут же снова снимали их. Тогда он решил попробовать иной подход. В следующий раз, заметив нескольких рабочих без касок, он спросил их, подходят ли им каски, удобна ли их форма. Затем Джордж спокойным тоном разъяснил рабочим, что эти защитные головные уборы предназначены для того, чтобы предупредить травмы и сохранить их здоровье. А после этого он попросил их надеть каски и всегда носить их во время работы. И таким образом он сумел добиться выполнения правил без обид и эмоциональных стрессов.

Изучая историю человечества, вы можете увидеть, насколько бесполезна критика. Давайте для примера рассмотрим знаменитый конфликт между Теодором Рузвельтом и президентом Тафтом. В результате этого конфликта произошел раскол республиканской партии, в Белом доме водворился Вудро Вильсон, в историю Первой мировой войны была вписана новая необычная страница, а история человечества пошла по совершенно иному пути. Вот основные факты. Когда в 1908 году Теодор Рузвельт покинул Белый дом, он поддерживал Тафта, которого и избрали президентом. Затем Рузвельт уехал в Африку охотиться на львов. Вернувшись, он стал другим человеком. Он стал укорять Тафта за его консерватизм, стал добиваться переизбрания себя на третий срок, сформировал «Партию сохатого», практически развалил республиканскую партию. На ближайших выборах Вильям Говард Тафт и партия республиканцев сумели одержать победу только в двух штатах, в Вермонте и Юте. Республиканцы еще никогда не знали такого сокрушительного поражения.

Теодор Рузвельт обвинял во всем Тафта, но укорял ли президент Тафт себя сам? Разумеется, нет. Со слезами на глазах он заявил: «Я не видел иного способа действий в сложившихся обстоятельствах».

И кого же следует винить? Рузвельта или Тафта? Честно говоря, я не знаю, и мне это неинтересно. Я рассказал вам эту историю только для того, чтобы показать, что критика, которой подверг президента Тафта Рузвельт, не привела ни к чему хорошему. Она лишь заставила Тафта занять оборонительную позицию, снова и снова повторяя со слезами на глазах: «Я не видел иного способа действий в сложившихся обстоятельствах».

А давайте вспомним нефтяной скандал в Типот Доум. В начале 20-х годов ему были посвящены первые страницы всех американских газет. События просто потрясли нацию! На памяти живущих в истории Америки еще не случалось такого скандального происшествия. Вот основные факты. Альберт Б. Фолл, министр внутренних дел в администрации президента Гардинга, должен был сдать в аренду правительственные нефтяные месторождения в Элк Хилл и Типот Доум. Эта нефть предназначалась для военно-морского флота. Устроил ли министр Фолл открытый конкурс? Нет. Он просто-напросто отдал этот лакомый кусочек своему близкому другу Эдварду Л. Дохени. А что же сделал Дохени? Он сообщил министру Фоллу, что будет счастлив, так сказать, «одолжить» ему ни больше, ни меньше как сто тысяч долларов. И следом за этим министр Фолл отдал приказ морской пехоте США занять район Элк Хилл и прогнать конкурентов, чьи скважины забирали нефть из этого месторождения. Подчинившись военной силе, предприниматели были вынуждены прекратить разработку, но обратились в суд. И тогда-то скандал в Типот Доум выплыл на свет. Возмущение коррупцией достигло таких размеров, то администрация Гардинга была вынуждена подагь в отставку, народ потерял веру в президента, республиканская партия в очередной раз стояла на грани развала, а Альберт Б. Фолл угодил за решетку.

Приговор Фоллу был чрезвычайно суров. В истории США столь суровый приговор государственному деятелю не выносился ни разу. Но раскаивался ли министр? Никогда! Много лет спустя Герберт Гувер в публичном выступлении заявил, что смерть президента Гардинга была вызвана переживаниями и моральными страданиями, которые причинило ему предательство ближайшего друга. Когда миссис Фолл услышала эти слова, он вскочила с кресла, заплакала, сжала кулаки и закричала: «Что? Фолл предал Гардинга? Нет! Мой муж никогда в жизни никого не предавал. Золотые горы не могли бы заставить Альберта свернуть с истинного пути. Это его предали, заточили в темницу и распяли!»

Таковы люди, такова человеческая природа. Мы можем поступать неправильно, но обвинять всегда будем только других. Таковы все без исключения. Поэтому, когда я или вы испытываем искушение подвергнуть кого-нибудь критике, нам следует сразу же вспомнить Аль Капоне, Кроули Два Пистолета и Альберта Б. Фолла. Вы должны понять, что критика — это домашний голубь. Выпустите его — и он обязательно вернется домой. Вы должны осознать, что человек, чьи действия мы собираемся исправить и подвергнуть критике, тут же займет оборонительную позицию и начнет критиковать нас самих. А в лучшем случае скажет, как президент Тафт: «Я не видел иного способа действий в сложившихся обстоятельствах».

Утром 15 апреля 1865 года Авраам Линкольн умирал в спальне дешевой гостиницы через дорогу от печально знаменитого театра Форда, где его смертельно ранил Джон Вилке Бут. Линкольн лежал на слишком короткой для него кровати по диагонали. Над кроватью висела дешевая репродукция знаменитой картины Розы Боннер «Выставка лошадей», под потолком слабо мерцал газовый светильник. Министр обороны Стэнтон сказал: «Здесь лежит самый выдающийся правитель, которого только знала история!» В чем же секрет успеха Линкольна? Я изучал жизнь Авраама Линкольна целых десять лет и три года посвятил написанию книги «Неизвестный Линкольн». Я убежден, что изучил жизнь этого выдающегося человека во всех деталях. Я знаю его личность и его личную жизнь настолько полно, насколько это возможно. Особое внимание я уделил тому, как Линкольн общался с людьми. Позволял ли он себе критиковать людей? О да! В молодости, когда он жил в долине Пиджен Крик в Индиане, он не только критиковал, но даже писал стихи и статьи, высмеивающие разных людей, и развешивал свои творения на дорогах, где их обязательно кто-нибудь должен был найти. Одна из таких статей нанесла обиду, которая не угасла и через многие годы.

Даже после того, как Линкольн стал практикующим адвокатом в городе Спринг-филд, штат Иллинойс, он открыто нападал на своих оппонентов, печатая в газетах оскорбительные статьи. Но однажды он перешел границы дозволенного.

Осенью 1842 года он зло высмеял тщеславного, агрессивного политика Джеймса Шилдса. В местной газете Линкольн опубликовал анонимную статью, посвященную Шилдсу. Город хохотал. Шилдс был чувствителен и горд. Он вскипел. Он сумел узнать имя автора статьи, вскочил на лошадь, помчался к дому Линкольна и вызвал его на дуэль. Линкольн сражаться не хотел. Он был принципиальным противником дуэлей. Но отказаться он не мог, иначе пострадала бы его честь. Выбор оружия оставался за ним. Поскольку у Линкольна были очень длинные руки, он предпочел кавалерийские палаши и взял несколько уроков фехтования у выпускника Вест Пойнта. В назначенный день Линкольн и Шилдс встретились на песчаном берегу Миссисипи, приготовившись биться до смерти. Но в последнюю минуту вмешались секунданты и остановили дуэль.

Это был самый мрачный эпизод в жизни Линкольна. Он получил жестокий, но действенный урок искусства общения с людьми. Никогда в жизни он больше не писал оскорбительных статей. Никогда больше никого не высмеивал. С этой минуты он вообще перестал критиковать людей.

Время шло. Во время Гражданской войны Линкольн постоянно менял генералов, возглавлявших армию Потомака, но все они — МакКлеллан, Поуп, Бернсайд, Ху-кер, Мид — совершали трагические промахи, что повергало командующего в отчаяние. Половина страны жестоко критиковала некомпетентных военачальников, но Линкольн, сделавший принципом своей жизни слова «без злобы, но с милосердием ко всем», сохранял олимпийское спокойствие. Одной из его любимых цитат было изречение из Библии: «Не судите, да не судимы будете!»

И когда его жена и другие люди резко высказывались о южанах. Линкольн отвечал: «Не критикуйте их. Мы с вами поступали бы точно так же, если бы находились в их положении». И все же если кто-нибудь и имел повод для критики, так это именно Линкольн. Давайте рассмотрим один пример.

Битва при Геттисберге состоялась в самом начале июля 1863 года. Ночью 4 июля генерал Ли начал отступать к югу. В это время разразился ужасный ливень, почти затопивший всю округу. Когда Ли добрался до Потомака, его обессиленная армия увидела перед собой бурную, вышедшую из берегов реку. А сзади уже наступали войска северян. Ли попал в ловушку. Ему некуда было бежать. Линкольн это понимал. Командующему представилась прекрасная возможность — само небо посылало ее армии северян. Линкольн мог захватить армию генерала Ли и немедленно закончить войну. Поэтому, вдохновляемый надеждой на победу, он приказал генералу Миду не созывать военный совет, а немедленно атаковать войска южан. Линкольн передал свой приказ по телеграфу, а затем послал специального курьера к Миду, требуя от того немедленных действий.

И как же поступил генерал Мид? Он сделал совершенно противоположное тому, что от него требовалось. Он созвал военный совет, хотя приказ Линкольна это категорически запрещал. Мид медлил. Мид тянул время. Он рассылал бесчисленные телеграммы. Он отказался атаковать войска генерала Ли. В конце концов вода спала, и армия южан смогла переправиться.

Линкольн был в ярости. «Что это значит? — кричал Линкольн своему сыну Роберту. — Боже всемогущий! Что это значит? Мы держали их в руках! Нам оставалось лишь протянуть руку, и они были бы разбиты! Но ни один мой приказ не смог заставить армию сдвинуться с места. В таких обстоятельствах захватить Ли было под силу любому. Если бы я был там, я бы сам сумел разгромить его!»

В горьком разочаровании Линкольн сел и написал генералу Миду письмо. Не забывайте, что в тот период жизни Линкольн был необычайно консервативен и сдержан в выражениях. Поэтому такое письмо, написанное Линкольном в 1863 году, равносильно жесточайшему разносу: «Мой дорогой генерал! Не могу поверить, что вы не осознаете всего размера несчастья, связанного с отступлением армии Ли. Он был в наших руках, и если бы вы сумели разбить его, то войне был бы положен конец. В сложившейся же ситуации война может длиться бесконечно. Если вы не смогли атаковать армию Ли в прошлый понедельник, то как вы сумеете сделать это на южном берегу, учитывая, что взять с собой вы можете не более двух третей армии, которыми вы располагаете? Было бы неразумно ожидать, а я и не ожидаю, что вы сможете добиться успеха на этот раз. Время упущено, и я глубоко разочарован».

Что же сделал генерал Мид, прочитав это письмо? Он никогда его не видел. Линкольн не отправил его. Это письмо нашли в его бумагах уже после его смерти.

Я полагаю — хотя это всего лишь мое предположение, — что, написав подобное письмо. Линкольн выглянул в окно и сказал себе: «Минутку! Может быть, не стоит так спешить. Мне легко сидеть здесь, в тиши и уюте Белого дома, и приказывать Миду атаковать противника. Но если бы я был в Геттисберге, если бы я видел столько крови, сколько за последнюю неделю довелось увидеть этому генералу, если бы до моего слуха доносились крики и стоны раненых и умирающих, может быть, и я не стал бы атаковать так стремительно. В конце концов, вода уже спала. Если я отправлю это письмо, то чувства мои успокоятся, но я заставлю генерала Мида искать себе оправдания. Это заставит его ополчиться против меня. Возникнет конфликт, пользы от которого не будет. Это отразится на пригодности Мида к командованию армией, а возможно, даже приведет к его отставке».

И Линкольн не стал отправлять это письмо, поскольку он на собственном горьком опыте знал, к чему может привести столь резкая критика. Теодор Рузвельт говорил, что, когда он был президентом и сталкивался со сложной проблемой, он всегда откидывался на спинку кресла, смотрел на портрет Линкольна, висевший напротив его стола в Белом доме, и спрашивал себя: «А что бы на моем месте сделал Линкольн? Как бы он разрешил эту проблему?»

В следующий раз, когда вы решите отчитать кого-либо, вытащите из кармана пятидолларовую бумажку, посмотрите на портрет Линкольна и спросите себя: «А что бы на моем месте сделал Линкольн? Как бы он разрешил эту проблему?»

Марк Твен часто выходил из себя и писал письма, от которых краснела даже бумага. Как-то раз он написал человеку, чем-то разгневавшему его: «Единственное, что вам нужно, — это разрешение на погребение. Только скажите, и я немедленно его для вас добьюсь!» В письме редактору, разозленный попытками корректора исправить его орфографию и пунктуацию, Марк Твен написал: «Печатайте мой текст так, как я его написал, и пусть ваш корректор заткнет свои соображения себе в задницу!»

Такое занятие успокаивало Марка Твена. Он выпускал пар, а вреда от них никому не было, потому что жена писателя аккуратно извлекала их из общего потока корреспонденции. Эти письма никогда не были отправлены.

Вы наверняка знаете людей, которых вам хотелось бы изменить и улучшить. Прекрасно! Замечательно! Я целиком на вашей стороне. Но не стоит ли начать с самого себя? Заняться собой — куда более полезно, чем пытаться усовершенствовать окружающих, а к тому же и куда безопаснее. «Не жалуйся на снег, что лежит на крыше соседа, если сам не очистил свой порог», — писал Конфуций.

Когда я был молод и пытался произвести впечатление на людей, я написал глупое письмо Ричарду Хардингу Дэвису, писателю, в свое время ярко блиставшему на литературном небосводе Америки. Я готовил большую статью о современных писателях и обратился к Дэвису с просьбой рассказать мне о его методе работы. Несколькими неделями раньше я получил письмо, на котором красовалась надпись: «Продиктовано, но не прочитано». Она произвела на меня глубокое впечатление. Я решил, что автор письма очень занят важными и серьезными делами. Я не был слишком занят, но мне хотелось произвести впечатление на Ричарда Хардинга Дэвиса. Поэтому я закончил свое коротенькое послание этими же самыми словами: «Продиктовано, но не прочитано».

Он не потрудился ответить на мое письмо. Он просто вернул его мне с припиской: «Вы просто превзошли самого себя в дурных манерах». Да, я действительно совершил промах и, наверное, заслуживал порицания. Но я был человеком и поэтому ужасно оскорбился. Моя обида была так глубока, что когда десять лет спустя я прочел о смерти Ричарда Хардинга Дэвиса, то в моем мозгу мелькнула только одна мысль — мне даже стыдно в этом признаться — я вспомнил о той обиде, которую он мне нанес.

Если мы с вами завтра захотим избавиться от чувства глубокой обиды, терзающей нас десятилетиями, давайте займемся жалящей самокритикой.

Общаясь с людьми, мы должны постоянно помнить о том, что людям не свойственна логика. Люди — существа эмоциональные, подверженные предубеждению и подталкиваемые гордостью и тщеславием.

Жестокая критика заставила чувствительного Томаса Харди, одного из лучших романистов Англии, навсегда отказаться от создания художественных произведений. А английского поэта Томаса Чаттертона критика довела до самоубийства.

Бенджамин Франклин, будучи в молодости довольно бестактным, с возрастом стал настолько дипломатичным и настолько искушенным в искусстве общения, что его назначили американским послом во Франции. В чем же секрет его успеха? «Я ни о ком не говорил ничего плохого, — писал Франклин, — но зато всегда говорил все то хорошее, что мне было о ком-либо известно».

Критиковать, осуждать и жаловаться может любой дурак — и большинство дураков так и поступает. Но понимать и прощать может только человек, обладающий характером и способный контролировать себя. «Великий человек проявляет свое величие, — писал Карлейль, — через свое отношение к малым мира сего».

Боб Гувер, известный летчик-испытатель и постоянный участник авиационных шоу, вернулся домой в Лос-Анджелес после выступления в Сан-Диего. Как написал журнал «Реальные полеты», на высоте трехсот футов у его самолета отказали оба мотора. Искусно маневрируя, пилот все же сумел посадить машину. Самолет был полностью разбит, но никто из зрителей не пострадал.

Сразу же после экстренной посадки Гувер бросился проверять топливо. Как он и подозревал, самолет времен Второй мировой войны с пропеллером заправили топливом для реактивных самолетов, а не керосином.

Вернувшись на аэродром, он попросил показать ему механика, готовившего самолет к выступлению. Молодой человек был в ужасе от совершенной им ошибки. Слезы заструились по его лицу, как только он увидел Гувера. Механик только что погубил дорогостоящую машину и чуть было не стал причиной смерти трех человек.

Можете себе представить гнев Гувера. Никто бы не осудил этого гордого и несдержанного пилота, если бы он стер молодого механика в пыль. Но Гувер не стал ругать механика. Он просто положил свою тяжелую ладонь на его плечо и сказал: «Чтобы убедить меня в том, что вы никогда больше не совершите подобного промаха, вы должны подготовить мой самолет к завтрашнему выступлению».

Родители часто поддаются искушению критиковать своих детей. Вы, наверное, ожидаете, что я скажу вам, что делать этого не стоит. Но я этого не скажу. Я скажу вам другое. Прежде чем критиковать своих детей, прочтите классическую статью под названием «Отец забыл». Она была опубликована в «Домашнем журнале». Мы перепечатали ее с любезного разрешения автора в том виде, в котором она появилась в «Ри-дерз дайджест».

«Отец забыл» — это одна из тех небольших статей, которые появляются под воздействием искренних чувств и находят эмоциональный отклик в сердцах тысяч читателей. Со времени первого опубликования эта статья неоднократно перепечатывалась в сотнях журналов и газет по всей стране. Мало того, она переводилась на иностранные языки. Автору приходилось разрешать использовать ее в школах, церквях и в Публичных выступлениях. Ее включали в бесчисленное множество программ. Ее" перепечатывали университетские издания. Бывает, что небольшие вещи пользуются огромным успехом. Именно так и случилось с этой статьей.

«ОТЕЦ ЗАБЫЛ» В. Ливингстон Ларнед

«Послушай, сынок. Я говорю это тебе, когда ты уже заснул, положив одну маленькую ручку под щеку. Светлые кудряшки прилипли к твоему лобику. Я прокрался в твою комнату. Всего несколько минут назад я спокойно читал газету в библиотеке, но внезапно меня охватили угрызения совести. И вот с чувством вины я стою у твоей постели. Я думаю о многом, сынок. Я виноват перед тобой. Я бранил тебя, когда ты собирался в школу, потому что ты плохо умылся. Я остался недоволен тем, что ты не почистил свои ботинки. Я накричал на тебя, когда ты что-то уронил на пол.

За завтраком я тоже нашел к чему придраться. Ты расплескал сок. Ты с жадностью заглатывал пищу. Ты положил локти на стол. Ты намазал слишком много масла на бутерброд. А когда ты пошел играть, а мне пришло время ехать на работу, ты повернулся ко мне и сказал: «До свидания, папочка!» Но я только нахмурился и сказал тебе: «Не сутулься!» И то же самое происходило днем. Когда я вернулся домой, то увидел, как ты играешь в камешки, стоя на коленях на дорожке. На твоих штанишках были дырки, и я унизил тебя перед друзьями, заставив пойти со мной домой. Штанишки дорого стоят — если бы ты покупал их сам, то относился бы к ним более бережно! Вот что услышал ты, сынок, от своего отца!

Помнишь, позже, когда я читал в библиотеке, ты потихоньку вошел в комнату и . робко посмотрел на меня. Но когда я взглянул на тебя поверх газеты, недовольный тем, что ты отвлекаешь меня, ты направился к двери. «Что тебе нужно?» — крикнул я вдогонку.

Ты ничего не ответил, только подбежал ко мне, обнял меня и поцеловал. Твои маленькие ручки, сжимавшие мою шею, сказали мне то, что бог вселил в твое сердце и для чего нет слов. А потом ты убежал и поднялся в свою комнату.

И сразу же после этого, сынок, газета выпала из моих рук и ужасный, всепоглощающий страх охватил мою душу. Что случилось со мной? Зачем я постоянно ищу, за что бы тебя укорить или сделать тебе выговор? Я просто завидую твоей молодости. Нет, я не хочу сказать, что я не люблю тебя. Просто я ожидаю от тебя слишком многого. Я меряю тебя по меркам собственного возраста. »

Но в твоем характере есть столько прекрасного, и возвышенного, и искреннего. Твое маленькое сердечко так же велико и необъятно, как этот закат, что пылает сейчас над холмами. Твой спонтанный импульс подбежать ко мне и поцеловать на ночь доказывает это. Ничто плохое нынешней ночью не случится, сынок. Я стою у твоей постели в темноте, я преклонил колени, охваченный чувством стыда.

Это слабое искупление. Я знаю, ты не понял бы ничего из того, что я говорю во мраке ночи. Но завтра я стану настоящим отцом! Я буду дружить с тобой, и страдать от твоих страданий, и смеяться от твоих радостей. Я прикушу язык, когда сердитые слова будут готовы сорваться с него. Я буду повторять себе, как заклинание: «Он всего лишь мальчик, маленький мальчик!»

Боюсь, что всегда относился к тебе как к мужчине. Теперь я вижу тебя, сынок, усталым и разметавшимся в своей постельке. Я вижу, что ты — всего лишь ребенок. Еще вчера ты лежал на руках своей матери, а твоя головка приникала к ее груди. Я хочу от тебя слишком многого, слишком многого!»

Вместо того, чтобы обвинять людей, попробуйте понять их. Попробуйте разобраться, почему они поступают так, как они поступают. Это куда более полезно и интересно, чем просто критиковать их. И такой подход принесет вам симпатию, терпимость и доброту. «Чтобы познать все, надо все простить!»

Как сказал доктор Джонсон: «Сам господь бог не позволяет себе судить человека до Судного дня».

Так почему же мы с вами позволяем себе это?

НЕ КРИТИКУЙТЕ, НЕ ОБВИНЯЙТЕ, НЕ ОСУЖДАЙТЕ ЛЮДЕЙ.

<< предыдущая страница следующая страница >>