М. В. Ломоносова Корнилова Т. В., Смирнов С. Д - umotnas.ru o_O
Главная
Поиск по ключевым словам:
Похожие работы
Название работы Кол-во страниц Размер
Денис Смирнов «Гусиная охота» 13 ноября 2012 г. Денис Владимирович... 1 35.25kb.
«300 лет со дня рождения Михаила Васильевича Ломоносова» 1 70.61kb.
М. В. Ломоносова Научные степень и звание 1 113.39kb.
М. В. Ломоносова Научные степень и звание 1 115.36kb.
М. В. Ломоносова объявляют всероссийский конкурс 1 18.6kb.
В. Ломоносова. С какими трудностями столкнулся М. В. Ломоносов во... 1 55.2kb.
Серегин А. Н., Киселев С. С., Аничков А. Д., Полонский Ю. З. 1 32.92kb.
Отчет о работе за 2012 год 1 140.35kb.
Аспирантура на Биологическом факультете мгу им. М. В. Ломоносова 1 13.32kb.
Слайд 1 Страница “Беломорский Север – Родина Ломоносова” Велика Россия... 1 103.14kb.
Исследовательская работа по теме: «Имя М. В. Ломоносова на географической... 1 110.13kb.
Рациональное в творчестве журналиста 1 69.5kb.
Викторина для любознательных: «Занимательная биология» 1 9.92kb.

М. В. Ломоносова Корнилова Т. В., Смирнов С. Д - страница №5/5

Глава 5. Психология как самостоятельная наука

5.1. Первые научные парадигмы в психологии и признаки кризиса

Уже на стадии замкнутой теоретической науки1 нашлось место для понятия души как особой неуничтожимой сущности, перевоплощаю­щейся в различные живые существа согласно определенным число­вым закономерностям. Однако вплоть до XIX в. психология, по мне­нию большинства историков науки, находилась на стадии донаучного развития. Психологическое знание накапливалось и развивалось в формах житейского, художественного, религиозного и прежде всего философского знания, которое принципиально отличается от научно­го в собственном смысле этого слова.

Декартовское представление о дуализме души и тела и понимание механистической детерминации как основы причинного объяснения породили тот тип рациональности, который на долгие годы определил использование в психологии критериев научности, взятых из парадиг­мы классической науки. Картезианство поставило такие проблемы пе­ред методологией исследования, позитивное решение которых не совер­шилось по сей день; в первую очередь мы имеем в виду психофизическую и психофизиологическую проблемы. Возникшие позже другие типы рациональности — неклассические и постнеклассические — еще только осваиваются в новых исследовательских парадигмах психологии.

В рамках одной и той же исследовательской методологии оформля­лись разные теоретические концепции научной психологии. Так, пред­ставление о человеке как субъекте познания лежит в основании ряда психологических школ — вюрцбурской школы мышления, гештальт-психологии, современной когнитивной психологии. Представление о субъекте как деятеле оформлено в других концепциях (от бихевиориз­ма до деятельностных подходов). Переход от деятельностной парадиг­мы к личностной или субъектной также характеризует многие направ-


114

Глава 5. Психология как самостоятельная наука

ления. А. В. Юревич предлагает называть такие общие направления разработки психологического знания, не связанные тесно с превали­рующим методом исследования, метадигмами [Юревич, 1999].

Отметим также, что термин «парадигма» продолжает употребляться в психологии как указание и на преимущественно используемый метод исследования (экспериментальная парадигма, формирующая, диагности­ческая и т. д.), и на мировоззренческие позиции в понимании путей пост­роения теоретического знания (с апелляцией к теориям верхнего уровня как парадигмальным основаниям построения систем собственно психо­логических знаний). Такие названия, как «психология сознания», «пси­хология понимания» и др. относятся к разным содержательным теориям, но указывают на общность в выделении предмета изучения и методоло­гии познания. Психология сознания стала первой парадигмой зарожда­ющейся психологии.

По мере развития подхода и более четкой кристаллизации парадигмы, а также в зависимости от тех акцентов, которые привносили в него новые авторы, он получал дополнительные названия-характеристики: ассоциа-низм (по основному объяснительному принципу); интроспекционизм (по основному методу исследования); атомизм (по основной задаче — поис­ку простейших элементов психического); механицизм (по выбору науки в качестве образца для построения психологии); структурализм (по вто­рой и более поздней задаче — изучению типов связи элементов и меха­низмов их объединения в новые целостности); функционализм (также по задаче — выявлению функций сознания в реальной жизни человека). Фактически единой или общепризнанной научной или исследова­тельской парадигмы, аналогичной парадигме классического естество­знания, в психологии сознания не существовало. Наблюдался и доста­точно солидный временной разрыв между началом использования тех или иных исследовательских схем и рефлексией их парадигмальных основ. Они скорее формулировались постфактум историками науки, и именно в силу этого, а также в силу неоднородности, рыхлости, внут­ренней противоречивости вопрос о том, действительно ли мы имеем дело с первой научной парадигмой в лице психологии явлений созна­ния, большинством ученых оставлен открытым. Но то же можно ска­зать и относительно всех последующих парадигм, что позволяет не­которым авторам говорить о «допарадигмальной» стадии развития психологической науки в целом, которая длится по настоящее время. Главным методологическим недостатком психологии сознания яв­лялась установка на понимание законов, регулирующих работу созна­ния, как имманентных (внутренне присущих) самому сознанию, а не

5.1. Первые научные парадигмы в психологии и признаки кризиса

порождаемых в процессе взаимодействия человека с миром. Следу­ющие особенности метода были осмыслены как предпосылки после­довавшего кризиса психологии. При этом речь шла именно о кризисе психологии сознания, который отчетливо проявился в конце XIX в. и был вызван следующими ее недостатками.

Метод интроспекции требовал участия в опытах специально подго­товленных людей, чаще всего самих психологов, что резко ограничи­вало объем потенциальных объектов исследования.

Процедура интроспекции в принципе недоступна животным, детям, психически больным людям.

Обнаружилось, что огромная область психических процессов вооб­ще недоступна сознательной рефлексии (бессознательное).

Самонаблюдение часто изменяет и даже разрушает те процессы, на которые оно направлено и которые подлежат изучению.

Субъективный характер оценок, сделанных в процессе самонаблю­дения, настолько сильно выражен, что не удается соблюсти основные требования, предъявляемые к научному методу, — повторяемость и воспроизводимость результатов в одних и тех же условиях.

Разрушение единой методологической основы и формирование мно­жества разных психологии (как антитез психологии сознания) выступи­ло основанием заключения о кризисе в психологии. Острое состояние этого кризиса рассматривалось в работе Л. С. Выготского «Исторический смысл психологического кризиса», где был подведен такой итог: «Кризис разру­шителен, но благотворен» [Выготский, 1982а, с. 373]. Отсутствие обще­принятого предмета психологии и вновь возрождающиеся поиски соот­ветствия метода и предмета свидетельствуют в пользу перманентного кризиса, который иногда рассматривается как специфика психологичес­кой науки в целом, а не свойство стадии ее развития.

Наличие открытого и общепризнанного кризиса в психологии, ко­торый, по Т. Куну, является важнейшим условием смены парадигм в науке, говорит в пользу того, что мы действительно имеем дело в психо­логии с процессами, аналогичными процессам роста и развития науч­ного знания в более «продвинутых» областях науки. Но своеобразие пси­хологии, как мы уже отмечали, состоит в том, что вновь появляющиеся парадигмы не приводят к уходу со сцены прежних, которые продол­жают сосуществовать и развиваться параллельно с новыми, что позво­ляет говорить о сегодняшней стадии как поли- или мультипарадигмальной психологии.

Фактически все последующие «парадигмальные упражнения» строи­лись на критике и определенном преодолении перечисленных выше не-



116
Глава 5. Психология как самостоятельная наука

достатков психологии сознания. Бихевиоризм вырос из попытки преодо­леть субъективность ее основного метода исследования (интроспекции) и последовательно реализовать позитивистский критерий научности. При этом Дж. Уотсон обосновал отказ от использования понятия «со­знание». Поведенческая парадигма в российской науке начала XX в. дала иные интерпретационные подходы к пониманию психики — не как «чер­ного ящика», а как средства приспособления организма к среде.

Психоанализ пытался изменить сам объект исследования, поставив бессознательное на место сознания. С точки зрения метода изучения здесь была принята прямо противоположная бихевиоризму позиция — не устранения исследовательских интерпретаций (и самого исследо­вателя как воздействующего фактора в экспериментальной ситуации), а их прямое включение в способы сбора эмпирических данных о паци­енте. Психоаналитик, по Фрейду, «конструирует» историю болезни'. При этом он выступает не столько в роли дешифровальщика истины о причинах невроза, сколько в роли созидателя той психологической реальности, которая заведомо предлагается в качестве истины (эди­пов комплекс и другие «гипотетические конструкты»).

В рамках парадигмы «познающего субъекта» специфическую на­правленность экспериментирования разработала гештальтпсихология. Ее методические приемы реализовывались в рамках «стимульно-реак-тивной» парадигмы, но в отличие от старой схемы психофизического эксперимента гештальтпсихология сосредоточилась на борьбе с ато­мизмом, провозгласив примат свойств целого над свойствами состав­ляющих его частей.

Иной тип включения активности психолога как необходимого звена в психологическом исследовании дала школа К. Левина, впервые ис­пользовавшая эксперимент в целях изучения мотивации и целевой ре­гуляции поведения человека. При несомненной сциентистской направ-



1 Г. Айзенк в своем выступлении в 1996 г. на факультете психологии МГУ отметил при этом такую свободу в психоаналитических реконструкциях Фрей­да, которая привела его (Айзенка) к необходимости выбора совсем иного пути -поведенческой психотерапии. Айзенк проехал по Европе и перепроверил все приводимые Фрейдом данные о случаях излечения пациентов (включая знаме­нитый случай «человека-волка»). Оказалось, что пятьдесят процентов данных из истории болезни, приводимых Фрейдом, реально не содержалось в историях болезни пациентов, а случаев излечения — как связанных с процедурой психо­анализа — было и того меньше, если они вообще имели место. Такой способ по­знания, включивший наполовину художественную литературу, по Айзенку, не может удовлетворять критериям научности познания.

5,1. Первые научные парадигмы в психологии и признаки кризиса 117

ленности ее методология существенно изменила представление о сути психологического закона (более подробно об этом в п. 4.2.3). Феноме­ны, продемонстрированные ее основателем и его учениками, можно на­блюдать только при условии создания определенного «жизненного пла­ста» отношений между экспериментатором и испытуемым (уровень притязаний, динамика развития гнева, лучшее запоминание прерван­ных задач и т. д.). В 70-е гг. XX в. польские психологи стали обозначать подобные типы исследовательских ситуаций описательным термином «эксперимент как психологический театр». В отечественной литерату­ре общим стало указание на специфику экспериментирования в школе Левина с точки зрения редкого сочетания теоретических гипотез и воз­можностей демонстрации объяснительного принципа «квазипотребно­сти» в ситуациях поля, вызываемых к жизни именно действиями экспе­риментатора, активно общающегося с испытуемым и формирующего у него намерения.

Французская психологическая школа и культурно-историческая психология сконцентрировали свои усилия на преодолении механи­стических установок психологии сознания и в целом ее ориентации на построение парадигмы психологического знания по аналогии с па­радигмами естественных наук. Произошло сближение психологии с социальными и гуманитарными науками, что повлекло за собой из­менение и предмета, и методов исследования. На первое место выд­винулись проблемы генезиса индивидуальной психики, отодвинув на второй план ее функциональный анализ. Психологическая теория деятельности внесла большой вклад в разработку конкретных путей перехода от социально-культурных форм существования психического к индивидуальной психике конкретного человека. Система детерми­нант такого перехода раскрывалась в структуре и динамике челове­ческой деятельности, порождающей и развивающей индивидуальное сознание. Когнитивная психология с ее компьютерной метафорой сделала значительный шаг вперед в изучении функционирования психики с помощью современных методов количественного анализа, в частности методов теории информации. Наконец, гуманистическая психология дала образцы наиболее полной и последовательной реа­лизации гуманистической парадигмы в построении психологического знания.

Однако называть психологические школы самостоятельными пара­дигмами не вполне правомерно. Общность целевой и методической ориентации — сциентистской и экспериментальной — позволяет гово­рить об общей классической парадигме применительно к разным шко-




118

Глава 5. Психология как самостоятельная наук.

лам, отличавшимся в первую очередь выделенным предметом изуче­ния и пониманием основных психологических законов. Другой, более распространенный взгляд предполагает выделение в современной пси­хологии двух основных парадигм — естественно-научной и гуманитар­ной (см. главу 9).

«Важным моментом является и понимание того, что в методологии разных сфер психологии — в частности, когнитивной, клинической психологии (наиболее объективной и ориентированной на данные ес­тественных наук), психологии личности и социальной психологии (наиболее ориентированных на гуманитарное знание) — существуют как различия, так и точки соприкосновения. Таким образом, можно сказать, что сама структура психологического знания доказывает важ­ность сочетания естественно-научных и гуманитарных подходов в ис­следовании и понимании психики» [Марцинковская, 2004, с. 64].

В. В. Знаков пишет о смещении к концу XX в. акцента с познава­тельной парадигмы исследования на экзистенциальную. Экзистенци­альный подход предполагает изучение конкретных ситуаций бытия человека и целостного их понимания. Сознание и деятельность, мыс­ли и поступки субъекта оказываются не только средствами преобразо­вания бытия; в мире людей они выражают подлинно человеческие спо­собы существования. В психологии эта позиция связана прежде всего с развитием субъектно-деятельностного подхода и формированием психологии человеческого бытия как относительно самостоятельно!! области психологической науки. «К основателям психологин челове­ческого бытия следует отнести прежде всего В. Франкла и С. Л. Ру­бинштейна» [Знаков, 2000, с. 92].

Далее в специальной главе мы вернемся к пока еще лишь названной проблеме кризиса в психологии.

5.2. Структура и специфика психологических теорий

5.2.1. Множественность подходов к выделению структуры

Структура психологических теорий может рассматриваться в разных аспектах. Во-первых, в них можно анализировать те структурные ком­поненты, которые являются общими для теоретических построений в разных науках. Так, И. Лакатос выделяет в теориях их «жесткое ядро» и «защитный пояс», чему, по мнению других авторов, нужно дать бо­лее широкое определение «центр-перифирийных» отношений [Юре-вич, 2003]. В уже представленном нами подходе В. Стенина аналогом

5.2. Структура и специфика психологических теорий 119

тих двух областей выступают «фундаментальная теоретическая схе­ма» и «вспомогательные теоретические схемы».

В таком взгляде на структуры психологических теорий прослежива­ется апелляция к построению теоретического знания в рамках естествен­но-научного подхода. В гуманитарных науках, как предполагают многие авторы, в силу меньшей логической соотнесенности компонентов тео-. рии слишком велика размытость границ между центром и периферией. Это одна из причин, порождающих дискуссию о специфике теорий в гу­манитарных науках и даже особом пути мышления исследователя, рабо­тающего в рамках гуманитарной парадигмы. Из дискуссии на эту тему приведем только мнение Н. И. Кузнецовой, занимающей позицию, со­гласно которой нет никаких оснований считать, что теоретическое мыш­ление ученого в рамках естественно-научной и гуманитарной традиций существенно различается: «Никакой принципиальной разницы в стиле мышления — будь то теоретическая физика, теоретическая лингвистика или антропология — не было и нет. Методологические особенности раз­личных научных дисциплин... не нарушают общих критериев научного познания, общего логического хода развития науки, хотя и должны реф-лексироваться» [Психология и новые идеалы научности, 1993, с. 26].

А. В. Юревич [Юревич, 2001, с. 12] также настаивает на «утешитель­ном для психологии» выводе, что она не имеет сколько-нибудь прин­ципиальных отличий от естественных наук. Противоположные утвер­ждения часто обязаны своим происхождением неадекватному образу самой себя у психологии и приукрашенному представлению о состоя­нии дел в естественных науках, свойственному многим психологам в силу недостаточного знания реалий этих наук.

Во-вторых, специфику психологических теорий можно рассматри­вать сквозь призму ряда дихотомий, определяющих их направленность в рамках собственно психологической науки. Так, выделяют теории го-меостаза, или адаптивные теории, и неадаптивные теории. Если со­гласно первым активность человека может быть понята только исхо­дя из принципа стремления организма к «уравновешиванию» со средой, то в рамках вторых заведомо предполагается неадаптивная активность. Так, к теориям гомеостатического типа часто относят тео­рию личности К. Левина, а гуманистические теории личности или тео­рия интеллекта Ж. Пиаже рассматривают в качестве движущей силы развития этих систем имманентное стремление к максимально на­пряженному состоянию. В-третьих, психологические теории можно ана­лизировать с точки зрения общности внешних структурных элементов при разнице их психологического наполнения, т. е. разницы используе-



120
Глава 5. Психология как самостоятельная наука

мых базисных категорий. В качестве примера используем здесь приводи­мую В. Петуховым трансформацию трехкомпонентной теории «Я» Джей­мса. В. Джеймсом было предложено различение физического, социаль­ного и духовного «Я». Для научного же описания наблюдаемой эмпирии стремились абстрагировать природного, социального и культурного субъектов (которые, конечно, в едином человеке неразделимы). В ре­зультате триада Джеймса повторялась в новых обличьях. «Под новыми, необычными именами возникали эти субъекты в практической психоло­гии — в знаменитой метафоре 3. Фрейда («Оно», «Я», «Сверх-Я») и по­пулярной модели Э. Берна («Ребенок», «Взрослый», «Родитель»), обра­зуя динамическое разнородное единство, источник мотивационных конфликтов, возможных невротических расстройств, продуктивного личностного развития» [Петухов, 1991, с. 73].

Таким образом, в трех названных теориях представлены три этапа развития одной и той же (или компонентно сходной) структурной тео­рии, имеющей разное психологическое содержание. Подобный анализ должен, однако, соотноситься с анализом преемственности и содержа­ния теорий. Часто анализ теоретического мира психологии проводится сегодня как генезис и преемственность идей — анализ, отличный от ис-торико-психологического контекста рассмотрения этих идей [Зинчен-ко, 2003].

5.2.2. Теории разной степени общности

Одним из направлений в методологии научного мышления стало так­же представление о выделении уровней теорий, или классификации теорий разной степени общности. Критериями такого выделения уровней стали различия в степени общности научных гипотез и тем самым в близости или дальности пути к эмпирической их проверке. Гипотезы как высказывания, истинность или ложность которых пер­воначально не известны, но могут быть установлены на основании эмпирической проверки, являются связующим звеном между «ми­ром теорий» и «миром эмпирии». В методологии научного познания сложилось представление о трех типах теорий: верхнего, среднего и нижнего уровней.

В теориях «нижнего уровня» используются объяснительные схемы, в которых понятия максимально нагружены (или загружены) эмпири­чески. Психологические конструкты в такого рода теориях прямо соот­носятся с охватываемыми ими психологическими реалиями. И прорыв в обобщениях применительно к проверке психологических гипотез здесь минимален: эмпирически нагруженная гипотеза как частное выска-

5-2. Структура и специфика психологических теорий 121

зывание соотносится с более общим высказыванием такой же направ­ленности.

Теории так называемого «среднего уровня» не прямо соотносят общие, или универсальные, высказывания о предполагаемых психологических законах с уровнем эмпирии (эмпирических данных), а позволяют выдви-

Агать гипотетически мыслимые следствия, доступные эмпирической про­верке и предстающие в виде экспериментальных гипотез. Теория К. Ле­вина может быть рассмотрена как пример экспликации эмпирически наблюдаемых следствий из модели среднего уровня.

Так, Левин на своих лекциях демонстрировал фильм, где девочка Ханна пыталась сесть на камень. Но этот объект был для нее столь привлекательным, что она, садясь и теряя его из виду, тут же вскаки­вала, чтобы вновь его рассмотреть. Две квазипотребности направляли поведение девочки: желание сесть на камень и желание не потерять его из виду. В результате она волчком вертелась вокруг камня, что для слушателей лекции было наглядным представлением борьбы мотивов в ситуации «буриданова осла» [Levin, 1926]. Конструкты «квазипо­требностей» и «систем напряжений» в психологическом поле служили объяснению многообразия эмпирических закономерностей, в том числе

и не наглядного характера (эффект лучшего запоминания прерванных действий, или эффект Б. В. Зейгарник). Теоретическая гипотеза о де­терминации направленности поведения силами поля предполагала здесь четкий переход к эмпирической организации исследования: со­здания условий для проявления закономерностей регуляции психи­ческих процессов и поведения человека со стороны предполагаемых квазипотребностей, образуемых в «психологическом поле». Этот тер­мин, в свою очередь, служил представлению гипотетического кон­структа, конкретизирующего общую левиновскую формулу о том, что поведение есть функция личности и среды.

Гипотетические конструкты — это объяснительный компонент

в экспериментальных и других эмпирически нагруженных гипотезах, задающих объяснение устанавливаемым зависимостям исходя из по­ложений определенной теории.

Теории так называемого верхнего уровня отличаются с точки зрения отношения к их эмпирическому подкреплению. Из них, если восполь­зоваться терминологией К. Хольцкампа [Holzkamp, 1981], нельзя непо­средственно вывести «эмпирически нагруженные» (или эмпирически загруженные) гипотезы, которые подлежат эмпирической проверке. То есть теории самой высокой степени общности не могут — в качестве их следствий — служить основой утверждений об эмпирических зависи-




122

Глава 5. Психология как самостоятельная наук

мостях. Эти теории обычно являются методологическим базисом раз­вития тех или иных психологических школ, в то время как сами по себе познавательные установки и методологические основания этих теорий не подлежат экспериментальной проверке.

Используемые в них понятия имеют статус категорий, т. е. имеют мак­симальную степень общности. Однако психологические категории не стоит путать с философскими категориями, поскольку в философских работах они функционируют в иной системе понятий и нормативов рас­суждений и, рассматриваясь в контекстах иных вопросов, приобретают и иные значения. Путь эмпирического опробывания истинности поло­жений таких теорий более долог. Это путь опосредованной проверки — через разработку других общетеоретических положений как теорий сред­него уровня, из которых уже могут быть выведены эмпирически нагру­женные экспериментальные гипотезы.

Итак, теории верхнего уровня предполагают разработку других те­орий, отнесенность которых к своему эмпирическому базису задана в психологических понятиях, подлежащих последующей операционали-зации для их эмпирического опробования, или эмпирической провер­ки утверждений о тех или иных закономерностях. В психологии к та­ким теориям верхнего уровня можно отнести теорию деятельности А. Н. Леонтьева. Введенное в ней соотношение понятий действия и деятельности, цели и мотива специфично, т. е. структурные связи меж­ду понятиями в этой теории дают другое их наполнение, чем, напри­мер, в теории деятельности С. Л. Рубинштейна, базирующейся на той же марксистской методологии.

Психологические категории задают общие контексты построения других теорий, которые включают подразумеваемые в этих концепци­ях теоретические принципы понимания психологической реальности. Следует учесть при этом, что используемая в качестве методологиче­ской основы категория (например, деятельности) лишь указывает на­правление поисков, но не определяет содержательный характер «эм­пирической загруженности» проверяемых гипотез.

5.3. Психологические теории и пограничные области знания

Психологами соотносятся и теории из разных областей знания — психо­логического и непсихологического. Так, в ориентировке на выделение основных компонентов в структуре теорий и отличий в принципах ин­терпретации Ф. Е. Василюком [Василюк, 2003] проведен сопоставитель-

5.3. Психологические теории и пограничные области знания 123

ный анализ бихевиористской теории Б. Скиннера и рефлекторной тео­рии И. П. Павлова. Другой пример: в психологии принятия решений со­поставляются психологические и непсихологические модели выбора, дескриптивные и нормативные подходы к интерпретационным схемам стратегий принятия решений [Корнилова, 2003]. Такой методологический анализ обычно направлен на выделение типа психологического объясне­ния (по отношению к непсихологическому или редукционистскому).

Можно говорить о представленности во множестве конкретных пред­метных областей психологического знания различных типов объясне­ния. И если отличия психологического от непсихологического объяс­нений специально рефлексировались, то разные типы психологического объяснения еще должны стать специальным предметом методологиче­ского анализа (пока в учебной литературе это поле историко-психоло-гических и общепсихологических экскурсов).

Не менее важной является необходимость ограничения психологи­ческой теорией своей центральной области — как приложения разра­батываемой теоретической интерпретации к решению определенного круга проблем.

В рамках большинства психологических теорий можно выделить центральное, или ядерное, звено, задающее направленность как на вы­деление особого предмета изучения, так и на построение гипотетичес­кого объяснения, демонстрирующего отличие этой теории от других, конкурирующих в заданной предметной области. Основные научные парадигмы в психологии характеризовались именно тем, что менялся не только объяснительный принцип теории, но и предмет изучения. Пред­ставим вслед за А. В. Юревичем [Юревич, 2003, с. 12] более подробно основные компоненты психологических теорий в структуре «центр-перифирийных отношений». Приводимая ниже таблица демонстри­рует три области в построении любой теории. Это области централь­ная, периферическая и неявная (табл. 1).

К центральным компонентам в этой схеме относены: а) общий образ психологической реальности; б) центральная категория (стоящая в цен­тре теории); в) набор основных понятий теории; д) система отношений между ними и е) базовые утверждения. Образ центрального феномена, на объяснение которого и нацелена теория, задается центральной кате­горией. Такими ключевыми категориями выступили в бихевиоризме поведение, в когнитивной психологии — образ, в психоанализе — мо­тив. С одной стороны, ключевая категория ограничивает предмет пси­хологического изучения, а с другой — задает интерпретацию. Для пси­хологических теорий проблемой стало «растягивание» центральной

124 Глава 5. Психология как самостоятельная наука

Таблица 1. Структура психологических теорий (по А. Юревичу)


к

о

м п


0

н е н



т ы







Область теории




Центральная

Периферическая

Неявная

Образ реальности

Теоре­тическая пери­ферия

Вспомогательные утверждения

Личностный компонент

Личностное знание

Центральная категория

Система аргументации

Личностные эмоции

Центральный феномен

Эмпи­рия

«Своя»

Опорная

Личностные

образцы


поведения

Основные понятия

Надстроеч­ная

Надлично­стный компонент

Групповое знание

Коллектив­ные эмоции

«Сетка отношений»

«Чу­жая»

Релевантная

Базовые утверждения

Иррелевант-ная

Групповые

образцы


поведения

категории на всю психологическую реальность1. Наборы основных по­нятий любой теории — это категориальные тезаурусы, и вполне есте­ственно их пересечение для ряда теорий. Однако в разных концепциях они никогда не совпадают полностью. Основные понятия подчинены центральной категории, и иерархия связей между ними задает «сетку отношений». Базовые утверждения развивают и систематизируют об­раз психологической реальности, заданный центральной категорией.

В периферической области теорий автор различает два компонента: теоретический и эмпирический. Теоретический включает вспомогатель­ные утверждения и систему их аргументации. Эмпирический содержит подкрепляющий теорию фактический материал или обыденные наблю­дения. Эмпирия может быть «своей» и «чужой» в следующем аспекте: опытные данные получены в рамках исследований, построенных на базе этой теории или выполненных в рамках других направлений, но пере­интерпретируемых в данной теории.

Наконец, в область неявного знания попадает все то, что относил к личностному знанию М. Полани: это и эмоционально-личностный опыт автора, и неформализуемые положения теории, и те положения, которые собственно знанием не являются, а отражают принятые ус-

1 По словам Л. С. Выготского, когда «объем понятия растет и стремится к бесконечности, по известному логическому закону содержание его столь же стремительно падает до нуля» [Выготский, 19826, с. 308].

125
5.4. Практика в противопоставлении психологической теории

тановки (и даже предрассудки) и т. д. Это знание представлено как в процессе построения научных теорий, так и входит в их содержание. А. В. Юревич специально выделяет в этой области неявного знания надличностный компонент, отражающий «специфическое групповое знание», коллективные эмоции (например, неприязнь к противникам своей теории), образцы поведения, принятые в той или иной группе. Таким образом, намеченная в таблице схема представляет вариант общего подхода к анализу любой психологической теории. Не будем пока рассматривать вопрос о том, насколько возможно такое формаль­ное рассмотрение вне учета содержательных различий в построении психологических теорий. Пока эта схема задана автором на уровне примеров к отдельным ее пунктам. Но владение ею может существен­но помочь в методологической рефлексии конкретных теорий.

5.4. Практика в противопоставлении психологической теории

Наряду с психофизической проблемой (наследием картезианства) и психофизиологической (как постановки вопроса о соотношении пси­хики и деятельности мозга) сегодня в методологии психологии обсуж­дается третья — психогностическая проблема. Она стала следствием формулировки вопроса о связи объекта, предмета и метода исследова­ния в психологии.

Рассматривая психогностическую проблему, М. Г. Ярошевский и А. В. Петровский выделяют два вида редукционизма:


  1. методологическую позицию, согласно которой объект исследова­ния задается методом исследования, — это научный идеализм;

  2. позицию, согласно которой подчеркивается неподатливость объек­та изучения (объект корректирует метод). Так, в материалистиче­ской теории познания предполагается, что теория только отражает свойства объекта.

В психологии борются две объяснительные тенденции: если для иде­ализма «объект существует не иначе как в формах деятельности по­знающего его субъекта», то для материализма «чувственный опыт, его преобразование в рациональные "сценарии" гнозиса возможен только потому, что независимая от этого опыта и этих форм действительность (природная и социальная) служит основой ее воссоздания (согласно диалектическому материализму — активного отражения) в том, что кон­ституирует психику» [Петровский, Ярошевский, 2003, с. 510].

126 Глава 5. Психология как самостоятельная наука

Такая постановка проблемы объективного знания в психологии се­годня уступает место другому противопоставлению, складывающему­ся при методологическом осмыслении основ профессиональной дея­тельности психолога, на которых строятся психотехнические практики. Метод исследования может задавать объект изучения — такая пози­ция может следовать из анализа сути психотехнических практик. Так, методы психологического консультирования, психотренинга и другие сферы оказания психологической помощи людям предполагают, что цель психолога в них — не исследовательская, а прагматическая: ока­зание помощи. Объект же конструируется совместно психологом и другим человеком, который не выполняет уже роли испытуемого, а ста­новится клиентом.

Психологические теории не обеспечивают полностью запросов пси­хологической практики. И Психологическая практика начинает «под-питываться» сегодня такими способами построения психологическо­го знания, которые возрождают постулат непосредственности — как непосредственной данности психологического знания — или основы­ваются на всякого рода иррациональных построениях. Наконец, в ка­честве призыва к новой методологии звучит обоснование противопо­ложного пути — отказ от психологической теории на основе того, что «нет ничего теоретичнее хорошей практики» [Василюк, 2003]. Тем са­мым пути построения психологического знания начинают обсуждаться не в контексте его научности, а в связи с апелляцией к расхождению между методологией теории и практики в психологии и возможности его получения и использования непосредственно в практической си­туации. В качестве методологической проблемы здесь важно следую­щее: изменение классической парадигмы в сторону неклассической в связи с принятием идеи изменяемости изучаемого объекта усилиями познающего субъекта (и тем более сознательно оказывающего в пси­хотерапии на него то или иное воздействие).

Развитие теории психологического эксперимента, с одной стороны, и методологическое обоснование специфики ситуации взаимодействия в практике оказания человеку психологической помощи — с другой, продемонстрировали такую их общую направленность, как понимание зависимости эмпирических данных или результата профессиональной деятельности психолога от общения этих двух (или более) людей.

Сегодня как академические исследователи, так и психологи, ориен­тированные на практику психологической помощи, не говорят о пси­хологической реальности как независимой от исследовательской по­зиции. Но развитие этих положений идет по разным путям.

5.4. Практика в противопоставлении психологической теории 127

В исследовательской практике — как пути опытной проверки науч­ных гипотез — это представлено обсуждением следующих проблем:


  • преодоления субъективизма как положения о том, что то, что пси­холог раскрывает в изучаемой реальности, прямо зависит от целей и методов исследования, а выбор методов, в свою очередь, опреде­ляется типом гипотез;

  • развития гипотетико-дедуктивного пути психологического по­знания: в частности, характер проверяемых гипотез связан с за­щищаемой теорией (гипотезы эксплицируются из базовых по­ложений теории);

  • многообразия моделируемой психологической реальности: в ис­следовательской ситуации могут задаваться как условия прояв­ления «независимой от исследователя» данности той или иной психологической реальности (тогда это прием провокации для наблюдения того или иного процесса), так и явно моделируемые в соответствии с определенным мысленным образцом схемы пси­хологической регуляции. В качестве последних могут понимать­ся, например, процессы опосредствования, изучаемые на основе методик двойной стимуляции (разработанные в ориентировке на культурно-историческую концепцию Л. С. Выготского). В каче­стве моделирующих новую реальность выступают и формирую­щие исследования (например, на основе теории поэтапного фор­мирования умственных действий и понятий) и др.;

  • изменчивости результата психологического исследования в за­висимости от свойств экспериментатора, испытуемого и взаимо­действия между ними — это его традиционно выделяемый модус, идет ли речь о наблюдении, эксперименте или психодиагности­ческом пути изучения человека.

В постановке и решении указанных проблем можно видеть прояв­ление присущей современному психологическому знанию ориентиров­ки на неклассическую стадию развития наук.

Применительно к экспериментальному методу наиболее последова­тельную позицию в рассмотрении исследовательских гипотез как «прав­доподобных», но никогда полностью не воспроизводящих «истинную реальность» занимает концепция критического реализма К. Поппера, на которой мы останавливались ранее (глава 2). В данном случае нам важно следующее: введение принципа критического размышления предполагает необходимость учета экспериментатором того, что в ис­следуемой психологической реальности задано вводимыми им про-



128 Глава 5. Психология как самостоятельная наука

цедурами (измерения, вмешательства в изучаемый процесс), а что мо­жет реконструироваться как свойства самой этой реальности. Обоб­щения на другие ситуации, виды деятельности субъекта и т. д. прямо связаны с решением вопросов о степени зависимости эмпирического результата исследования от реализованных форм эксперименталь­ного контроля.

То, что возможна неполнота описания, что введение неучтенных па­раметров может видоизменить устанавливаемые закономерности, что вне учета индивидуального и социального контекста результаты (как установленные эмпирические закономерности) могут обладать низкой прогностичностью — эти и другие проблемы научного описания изуча­емых явлений и процессов являются общими для любого научного по­знания. Но именно в психологии стали возникать теории, изначально ориентирующиеся на контекст взаимодействия между людьми — в си­туациях «взрослый — ребенок», «психотерапевт — клиент», «экспери­ментатор — испытуемый», — как раздвигающие рамки исключительно познавательного подхода в построении психологических знаний.

В монографии Ф. Е. Василюка наиболее полно представлено мето­дологическое осмысление перестройки психологии на пути совместной выработки знания о человеке им самим в ситуации взаимодействия с психотерапевтом [Василюк, 2003]. Этот путь наиболее адекватен той психологии переживаний, которую строит автор. Им последовательно выдержано соединение в единую перспективу психологии на пути приверженности гуманистическому идеалу и полной замены исследо­вательской ситуации как якобы естественно-научной на иной тип — си­туацию общения, в которой и психолог, и субъект равноправны в дви­жении по общему пути.

Автор подытоживает различия между академической и психотех­нической теориями, правомерно указывая ссылкой на В. С. Степина возможность отнести психотехническое познание к постнеклассиче-скому типу (об этом в учебном пособии говорится в главе 2). Посколь­ку и научная психология, и психотехническая теория явно не едины, речь по существу идет о противопоставлении академической психо­логии вообще и психотехнических практик как разных парадигм орга­низации психологического знания в частности. Результаты проведен­ного сопоставительного анализа, сведенные в схему, могут в некоторых аспектах приниматься как не вызывающие сомнений, устоявшиеся от­личия (например, «предмет и метод», «центральный предмет»). Но многие критерии различий полагаемых парадигм (академической и психотехнической) явно могут обсуждаться как спорные.

5.4. Практика в противопоставлении психологической теории 129

Итак, рассматриваемая авторская позиция противопоставляет гно-сеологизму академической психологии философию практики. В ней обосновывается необходимость такой центральной категории для но­вой психологии, которая соответствовала бы психотехническому мето­ду. Эту роль и выполняет категория переживания «как особая деятель­ность человека по преодолению критических жизненных ситуаций». Не будем вместо автора пытаться помещать ее в ту его схему, которая построена для иных базовых категорий, а также ловить его на схизисе предмета, для которого разделительной чертой выступают критические ситуации (значит, все другое заведомо отдано на откуп академическим изысканиям). Сейчас важно другое: конструктивные и объяснительные принципы не могут следовать из самой практики.

Это старая проблема индуктивного вывода: эмпирия не указывает, что в ней следует обобщать. А переход к теоретическим обобщениям, со­гласно схеме В. Давыдова [Давыдов, 1972], необходимо предполагает мыслительную деятельность, вынесенную за рамки критериев органи­зации знания, диктуемой эмпирическими обобщениями. Далее, не вся­кая система обобщений может претендовать на статус теории или фи­лософии. Можно сказать, что в данном автором обосновании понятие «философии практики» использует житейский и мировоззренческий аспекты понятия философии как некоторой системы взглядов.

Кроме того, идет ли построение концепции дедуктивным или ин­дуктивным путем — это не определяет качество содержательных гипо­тез, которые выступают результатом мыслительной работы психолога по обоснованию используемых им принципов и категорий. Исследова­тельская практика — это тоже практика, ее различие с психотерапевти­ческой практикой существенно, но ни в том ни в другом случае не меня­ется последовательность рассуждений «практика — теория — практика». Изменение касается только исторического аспекта логики становле­ния гипотез и их проверки, где можно представить и иную связь: тео­рия — практика — теория.

Важно учитывать, что, как считал Л. С. Выготский, именно требова­ния практики приведут к перестройке основ психологии. Но сама пси­хологическая практика может пониматься по-разному — как практика научного исследования и как психотехническая, как «критерий исти­ны» и как способы высвобождения «специфически человеческих воз­можностей».

Исторической справедливости ради следует указать, что категория переживания впервые была предложена в качестве центральной (клю­чевой) в отечественной психологии Б. М. Тепловым (1896-1965). Ло-

130 Глава 5. Психология как самостоятельная наука

гика развитая психологической науки, потребовавшая изменения по­нятий и методов при переходе от изучения элементарных психических функций к высшим, историко-культурно обусловленным, с одной сто­роны, и преодоления дильтеевской дихотомии двух психологии (см. главу 9) — с другой, реализовалась, по словам М. Ярошевского, независи­мо друг от друга, Выготским и Тепловым1. Готовя рецензию на «Общие основы психологии» С. Л. Рубинштейна, Теплов отметил, что вводимое дискуссионное понятие «переживание» там не определяется. И после­дующие многолетние усилия позволили ему выделить переживание именно в качестве психологической единицы.

В концепции Теплова переживание выступило способностью, яв­ляющейся условием успешной деятельности (безотносительно к ре­флексии о ней субъекта) и целостным образованием, которое детерми­нировано внутренними формами культурно-исторических ценностей. Внутренний мир субъекта при таком подходе выступал миром духов­ной психической жизни, а переживание можно понимать как особую форму невербального знания. Как и Выготский, Теплов не считал адек­ватными для изучения культурно-исторически обусловленных форм психики приемы вчувствования, интуитивного понимания и т. п. Он предполагал возможность распространения на внутренние формы пе­реживания (которые сродни объективно-духовным ценностям и смыс­лам) общенаучных — исследовательских — методов изучения психо­логической реальности.

Таким образом, применительно к психологии переживания связь в понимании предмета и метода изучения не была таковой, которая по­стулируется сегодня (как само собой разумеющийся отказ от исследо­вательских — экспериментального, генетического и т. д. — методов в пси­хологии).

Наличие в арсенале современных психологических средств психотех­нических практик не отменяет того типа экспериментального исследо­вания, в котором предположительно приоткрывается неочевидная до этого взаимодействия (исследователь — объект, а в данном случае это субъект — субъект), но все же реально существующая (имеющая онтоло­гический статус, по Пиаже) психическая регуляция любых форм актив-

1 «Предметно-логическое родство термина "реакция" у Л. С. Выготского и термина "переживание" у Б. М. Теплова коренилось в том, что оба эти терми­на, будучи почерпнуты из глоссария индивидуальной психологии (сознания или поведения — не суть важно), вышли из рук этих исследователей преобра­женными, ибо эти термины интегрировали личностное и культурно-истори­ческое» [Ярошевский, 1997, с. 73].

5.4. Практика в противопоставлении психологической теории 131

ности человека. Например, тот факт, что особенности интеллектуальных стратегий субъекта обнаруживаются в психологическом исследовании, не означает, что субъект не реализует этих стратегий вне эксперименталь­ной ситуации. В психологическом исследовании это также извечная про­блема переноса установленных закономерностей, или обобщений, за пре­делы экспериментальной ситуации. Но она довольно успешно решается путем обсуждения разных видов валидности исследования.

Совсем иным образом предстает практика психологического консуль­тирования как реконструкции реальности взаимодействия психолога с клиентом, где оба предположительно изменяются в его процессе и ре­зультате. Это иной тип субъект-субъектного взаимодействия, чем в си­туации эксперимента или той или иной измерительной процедуры. В психотерапевтической практике исследовательский метод уступает место психотехническому, «созидающему пространство психотехниче­ской работы-с-объектом» [Василюк, 1992, с. 27]. В этой работе осущест­вляется реальная психологическая помощь нуждающимся в ней живым людям, на что не оказывалась якобы способной академическая наука. Можно было бы говорить о том, что исследовательская практика как поставщик знания не может отвечать за использование этого знания в практических целях. Можно было бы апеллировать к разноуровнево-сти этих задач, приведя, например, такую простую аналогию. Раскры­тие физического закона всемирного тяготения опосредствовано иным методом как способом познавательного отношения к действительности, чем разработка тележки на колесиках, которая помогает пенсионеру справляться с действием этого закона при переносе тяжестей.

Но роль субъектного взаимодействия в психотехнических практи­ках действительно иная. И дело не только в том, что оба субъекта ме­няются, а в том, что гуманистическая позиция помощи может иной раз заслонять роль исследовательской позиции психолога. Участники этого взаимодействия неравноправны именно потому, что нуждающий­ся в помощи ожидает ее как помощь посредством реализуемых пси­хологом знаний, иначе он обратился бы к колдуну, магу и т. п. Именно изменение в соотношении теории и метода происходит при психотех­ническом взаимодействии, и осознание этого направляет наметившую методологическую рефлексию роли психологической практики [Ва­силюк, 2003; Карицкий, 2002].

Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии

6.1. Постановка проблемы кризиса в психологии

6.1.1. От понятия кризиса к пониманию психологии как мультипарадигмальной науки

После представления возможных направлений анализа психологиче­ских теорий, системы методов и начальных представлений о принци­пе детерминизма мы можем вернуться к постановке вопроса о разных психологиях в другом контексте — связаны ли прямо содержание пси­хологической теории и метод реконструкции психологической реаль­ности? Ответ должен быть скорее отрицательным.

Во-первых, многие теории развивались, используя разные методы получения эмпирических данных и формулируя разные типы гипо­тез, в свою очередь предполагавших разные пути их проверки, т. е. раз­ную методологию исследования. Сам факт выдвижения эксперимен­тальной психологии в самостоятельную дисциплину был связан не с введением нового предмета психологии, а с переосмыслением спосо­бов постановки и решения вопросов об организации теоретико-эмпи­рического исследования применительно к разным теориям. И разные психологические направления использовали экспериментальный ме­тод в той мере, в какой могли применить заданное в его основе пони­мание условий реализации каузального вывода к изучаемой психоло­гической реальности или к ее конструированию.

Во-вторых, та теоретико-эмпирическая область занятий психологи­ей, которая первоначально могла быть охвачена едиными рамками пси­хологии сознания, в начале XX в. уже перестала быть единой, и разли­чия стали носить именно методологический характер — разницы в понимании и предмета, и способа получения эмпирических данных, и способов построения психологических интерпретаций. Если бы к тому времени уже сложилось понятие парадигмы, можно было бы кон-

g.1. Постановка проблемы кризиса в психологии 133

статировать различие нарождающихся и сосуществующих парадигм в психологии. Но в истории развития и наук, и методологии проблемы и понятия оформляются не в одно и то же время1.

В 1910-1930-е гг. XX в. в психологии прозвучало и получило разные интерпретации понятие кризиса. Однако истоки его можно найти рань­ше. При этом можно указывать разную степень общности понятия — кризис психологии сознания или кризис психологии вообще, отноше­ния к временному аспекту — кризис как временное явление (этап, ста­дия) или перманентный, степень проявления — открытый или стертый, отношения к методу или предмету — кризис экспериментальной пси­хологии или любой психологии, ставящей задачу научного изучения психологической реальности.

0 кризисе в психологии стали говорить задолго до того, как она встала
на рельсы экспериментальной науки (в XIX в. уже были проведены экспе­
рименты Фехнером и Эббингаузом, но осмысление их шло еще в логике
психологии явлений сознания и психофизического параллелизма). Но и
в 1976 г. Поль Фресс, открывая в качестве президента XXI Международ­
ный конгресс, говорил о том, что психология находится в состоянии кри­
зиса. Дискуссия 1993 г., проведенная в рамках круглого стола журналом
«Вопросы философии», свидетельствует о том, что и в конце XX в. поня­
тие кризиса, его признаки и пути преодоления продолжают обсуждать­
ся — теперь уже в контекстах противопоставления естественно-научного
и гуманитарного мышления (подробно эту дискуссию мы представим
в главе 9).

Приведем краткую историческую справку.

Н. Н. Ланге (1858-1921) в 1914 г. наметил такой критерий кризис­
ного состояния психология, как отсутствие общепринятой системы,
общего фундамента, на который могли бы опираться психологи [1996].
Причем для него кризисом стало крушение ассоцианизма. Еще рань­
ше Ф. Брентано (1838-1917) в «Психологии с эмпирической точки
зрения» утверждал, что психологии нужно «ядро признанной всеми
истины», чтобы на место множества психологии стала собственно пси­
хология. Отсутствие общепризнанного психологического подхода ста­
ло первым из выделенных симптомов кризиса. Название психологии
относилось при этом к столь разным методологическим позициям


1 Так, появление работы Поппера, в которой впервые были эксплицированы
схемы мышления, лежащие в основе экспериментальной парадигмы как пути
научного размышления, относится к 1934 г., в то время как сама она в естествен­
ных науках формировалась в течение предшествующих трехсот лет.


134

Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии

kj. Постановка проблемы кризиса в психологии

135



и школам, что уже трудно было согласиться с тем, что психология — это общее название или единая область знаний.

Впервые понятие кризиса, задавшее происходящему определенное толкование (кризис — это то, что нужно преодолевать), прозвучало в работе немецкого, а впоследствии американского психолога Карла Бю-лера (1879-1963), рассмотревшего проблему несовместимости посылок трех сложившихся направлений в выделении предмета психологии и методов исследования — психология сознания в варианте вюрцбурж-ской школы, с которой он начинал, гештальтпсихология, принципы ко­торой он применил в изучении языка, и бихевиоризм.

Одним из аспектов его характеристики сразу стало указание на ре­дукцию предмета психологического анализа в разных школах. Наибо­лее последовательным был бихевиоризм с его двучленной схемой «сти­мул—реакция». Проблема реактивного подхода к регуляции поведения многократно обсуждалась в истории и методологии психологии. От­личием бюлеровского анализа стало предложение ограничивать, но сочетать компетентность разных школ, не отказываясь от достижений ни одной из них.

С. Л. Рубинштейн в работе 1934 г. также обсудил проблему кризиса в контексте борьбы психологических школ. Он не считал возможным тот «синтез» разных психологии как дополняющих друг друга аспек­тов, который предлагал Бюлер, в силу несовместимости субъективной идеалистической концепции сознания и «механистической концепции человеческой деятельности».

Однако другая отечественная работа стала основной точкой отсчета в методологическом представлении кризиса психологии, и именно к ней так или иначе возвращают все методологические поиски выхода из кри­зиса. Наиболее полно проблема кризиса была методологически осмыс­лена Л. С. Выготским в его рукописи 1927 г. (по другим данным, это еще более ранний период— зима 1925 г., 1926г. [Выгодская, Лифанова, 1996]) «Исторический смысл психологического кризиса». Там же была высказана идея о возможности общепсихологической теории не на пути сочетания преимуществ разных школ, а на основе принципиально но­вой методологии — марксистской. Новым в подходе к построению об­щепсихологической теории к этому времени в отечественной психоло­гии стало это осознанное требование — перестройки ее основ с целью создания «последовательно материалистической психологии».

Выготский считал неправильной точку зрения Ланге о том, что кри­зис начался с падения ассоцианизма, поскольку ассоцианизм не был единственной платформой в психологии. Не являлось для него ведущим

Признаком и оформление разных психологических школ с выделени­ем на первый план тех или иных психологических категорий. Он вы­делил следующий основной признак кризиса — различие двух основ­ных методологических платформ в психологии, задающее дихотомии низших и высших психических явлений и различие методов — ана­литического (научного, косвенного) и феноменологического (с при­нятием постулата непосредственности). «Кризис поставил на очередь разделение двух психологии через создание методологии. Каково оно будет — зависит от внешних факторов» [Выготский, 1982а, с. 422].

Методологическим основанием кризиса выступила старая картези­анская дихотомия, которая развела по разным этажам закономерно­сти душевной жизни (с принятием идеалистической платформы для культурно обусловленных высших сфер психического) и простых пси­хических явлений, к которым применима идея материалистической детерминации. Как писал М. Г. Ярошевский, кризис выступил теперь «не только как кризис картезианской интроспективной концепции сознания... но и как кризис неотъемлемой от нее картезианской трак­товки детерминизма» [Ярошевский, 1984, с. 335].

Длительная дискуссия о соотношении психологии и марксизма В отечественной психологии была завершена. Направленность на раз­работку материалистического и диалектического подхода, казалось бы, однозначно предполагала принятие естественно-научной парадигмы как единственной. Собственно, программное заявление Выготского так и звучало — отвоевать у идеалистической психологии ту область — высших форм психики, — которая до сих пор осмысливалась только метафизически (т. е. не в рамках науки). Ответ на вопрос, возможна ли психология как наука (или же она может быть только прикладной метафизикой), решался на основе новой методологии.

Но решение проблемы нового подхода включило в качестве «есте­ственного», а не только идеологического посыла обращение к культур­но-историческому принципу как основанию построения общепсихоло­гической теории. В дальнейшем мы рассмотрим проблему критериев кризиса, как она была представлена у Л. С. Выготского, а позже так, как она прочитывается сегодня. Но прежде чем перейти к этому, укажем еще две проблемы, имманентно связанные с темами понимания причин­ности и кризиса в психологии.

Это, во-первых, проблема, получившая название «постулата непо­средственности», которая наиболее четко прописана Д. Н. Узнадзе (1886-1950) [Узнадзе, 1966]. Во-вторых, это проблема выделения специфики высших психических функций. В общей постановке проблемы кризиса


136 Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии

они прозвучали также как необходимость разработки косвенного мето­да1 изучения психики человека.

Первыми признаками разграничения двух психологии, занимаю­щихся высшими и низшими функциями, стали выделение Вундтом «психологии народов» (в противопоставлении исторической психо­логии и той, которая связывалась с развитием экспериментальной ин­троспекции) и «психологии духа» Шпрангером (в противовес физи­ологической психологии). В работе 1940 г. «Философские корни экспериментальной психологии» С. Л. Рубинштейн связывает исто­ки кризиса именно с Вундтом, поставившим на рельсы эксперимен­тального изучения элементарные психофизические функции, что про­явило основную проблему картезианской и локковской концепций сознания: невозможность включения исторического или генетичес­кого аспектов в научное познание. Эти аспекты Рубинштейн связал с проблемой сознания в его отношении к деятельности, дав свое по­нимание преодоления постулата непосредственности (но не с пози­ций культурно-исторического подхода).

В работе грузинского психолога и философа Узнадзе, автора концеп­ции установки, постулат непосредственности рассмотрен как одна из догматических предпосылок традиционной психологии (традиционной в его понимании — значит от ассоцианистской до персоналистической). Его принятие означало, что полагание непосредственной связи между причинами и следствиями в физическом мире при развитии психоло­гической науки было переосмыслено как непосредственность связи меж­ду психическими явлениями. Сначала это была связь ассоциаций, за­тем в гештальпсихологии связь сложных переживаний (объединений, гештальтов) с содержанием парциальных процессов, в теории В. Штер­на — это связь психических процессов, регулируемых персоной.

Как в рамках решения проблемы психофизического параллелизма, так и в рамках решения поставленной Декартом проблемы с позиции взаимодействия (между явлениями психическими и физическими) оставался неизменным принцип непосредственного характера связи — принцип «замкнутой каузальности». Далее мы покажем, как были на­мечены пути преодоления двучленной парадигмы в концепции дея­тельности А. Н. Леонтьева и в теории С. Л. Рубинштейна. Но сначала резюмируем основные признаки кризиса.

1 Проблема понимания нормы и патологии — следующий аспект проявле­ния (и преодоления) кризиса, который мы в данном пособии не затрагиваем, но который был очень важен для методологии Л. С. Выготского.


137

16.1. Постановка проблемы кризиса в психологии

6.1.2. Основные признаки кризиса

Следующие характеристики выступают определяющими состояние кризиса в современной психологии: отсутствие общепсихологической теории, продолжающиеся попытки определения предмета психологии, а также проблема адекватного метода исследования. Ряд других, часть из которых будет названа, следует рассматривать скорее как следствия, а не причины кризиса.

Согласно основополагающей идее работы Выготского [Выготский, 1982а], основной смысл кризиса заключался в существовании двух вза­имоисключающих наук о психическом — материалистической (естест­венно-научной) и спиритуалистической. Причем, по Выготскому, ин­тересам практики служит именно первая. Соглашение между этими двумя путями невозможно. И любое направление, претендующее на третью позицию (здесь Выготским проанализированы гештальтпси-хология и персонализм В. Штерна), на самом деле реализуется в русле материалистической или идеалистической направленности методоло­гии (последнюю он называет также метафизической).

Несовпадение научного познания и непосредственного восприя­тия — другой аспект кризиса. Идеалистическая психология пытается изучать сознание прямыми методами; такая эмпирическая психология насквозь субъективна и в этом смысле метафизична. Рефлексология и бихевиоризм, изучавшие поведение без психики, хотя и следовали объективному методу, но допускали противоположную ошибку, теряя доступ к высшим формам психики. Гештальтпсихология, теряя специфическое содержание психического (законы гештальта общи и для живой, и для неживой природы), также не может претендовать на роль общепсихологической концепции.

Основанием разделения именно двух психологии (а не их множе­ства) служит, по Выготскому, также различие между двумя основны­ми методами (табл. 2).

Разделявшиеся Выготским взгляды, что сущностное познание осно­вывается на интуиции, а аналитическое — на индукции, были потом переосмыслены применительно к научному методу как в исследовани­ях Поппера (об обобщении на основе гипотетико-дедуктивного мето­да), так и Левина. В годы написания соответствующей работы Выгот­ским этих работ Левина и Поппера еще не было (они вышли в 1931 г. и 1934 г.). Но критическое прочтение этого фрагмента не оставляет со­мнения в основной схваченной линии демаркации в отношении разли­чения научного и ненаучного методов.


138

Глава 6. Кризис в психологии и поиск общей методологии



6.1. Постановка проблемы кризиса в психологии

139


Таблица 2. Различия методов двух психологии (как основания деления психологии на научную и метафизическую в терминологии Выготского)







Аналитический метод

Феноменологический метод

Направлен на познание реальности

Не предполагает бытия той сущности, на которую направлен

Изучает факты и приводит к достовер­ному знанию

Добывает истины аподиктические, аб­солютно достоверные и общеобязатель­ные

Случай опытного познания, т. е. факти­ческого по Юму

Основывается на априоризме (не является видом опыта)

Опираясь на обобщения и новые еди­ничные факты, приводит к новым фак­тическим обобщениям, имеющим огра­ничения и исключения

Приводит к познанию не общего, но идеи — сущности (вневременной, внереальной, умопостигаемой)

Аналитическая основа естественно-научного познания и его направ­ленность на получение достоверного знания о реальности стали для автора работы аргументами принятия позиции перестройки психоло­гии в сторону соответствующей сциентистской направленности. Как покажут представленные в главе 8 материалы дискуссии 1993 г., это сейчас рассматривается с точки зрения несоответствия заявленной про­граммы и реализованной в культурно-исторической концепции ее ос­новной идее опосредствования. Но важно учитывать, что именно резкое неприятие всякого рода мистицизма, а не противопоставление естествен­но-научной и гуманитарной парадигмы (не существовавших тогда в ка­честве методологических концептов) связывалось Выготским с научным познанием в психологии. В рамках культурно-исторической школы оно реализовалось как одновременно исторический и генетический подхо­ды к пониманию социокультурной обусловленности высших психиче­ских функций и психики человека в целом. Ненаучные подходы — как иррациональные — связаны не с выделяемым предметом (высшие, спе­цифически человеческие проявления психики), а с апелляцией к прин­ципиально иному пути познания, предполагающему непосредствен­ную данность психологического знания (познающему сознанию) либо проникновению в сущностные — как недоступные опытному пути и лишь умопостигаемые — идеи.

В сегодняшней психологии выделение в качестве психических фе­номенов таких, которыми можно только проникаться, но никак не из­учать их, вновь возвращает проблематику метафизической психологии, только теперь уже как «практической», но, главное, по-прежнему ирра­циональной. И с разного рода иррациональными течениями предлага-

ют интегрироваться научной психологии (см. материалы Ярославско­го семинара [2003]). В. П. Зинченко и А. В. Юревич видят в таких яв­лениях, как вторжение иррационализма в научное познание и всякого рода «ведьмачество» вокруг психологии (речь идет о заведомо спири­туалистических подходах), характеристику современного состояния психологической науки как «кризиса». Другой вопрос заключается в том, что современное понимание высшего как духовного становится предпосылкой возрождения философии психологии (в ином статусе, чем метафизика, о которой писал Выготский).

Общепсихологическая методология, как мы покажем далее, была реализована в отечественной психологии, хотя и не в единственном варианте. Но культурно-историческая психология не стала ведущей, хотя и рассматривается исторически и содержательно как предпосыл­ка завоевавшего потом основные методологические позиции деятель-ностного подхода (в варианте культурно-деятельностного подхода, или школы Выготского — Леонтьева — Лурии). В этом пособии нет воз­можности остановиться на социальных предпосылках соответствую­щих поворотов в отечественной психологии.

Связь социальной ситуации с собственной логикой развития психо­логии рассматривается Т. Марцинковской [Марцинковская, 2004] как породившая сегодня обратную ситуацию — необходимости модифика­ции естественно-научной психологии с поиском нового объективного метода изучения психики, предполагающей перестройку самой класси­ческой науки. Методология, которая поможет переосмыслить принцип активности (при доминировавшем принципе отражения), связать во­едино поиски теоретических и практических усилий психологов, а глав­ное — признать равнозначность для фундаментальной науки областей, выделявшихся традиционно как непосредственные (низшие) и опо­средствованные (высшие) психологические явления, должна реализо-вываться на пути междисциплинарных исследований.

Р. Стернберг и Е. Григоренко [Sternberg, Grigorenko, 2001] конста­тировали кризис в современной психологии, выделив следующие его характеристики: сужение поля эмпирических исследований как след­ствие узости любого метода; изоляция подходов, использующих раз­мытый язык, когда под одними и теми же терминами мыслят разные реалии; невозможность объединения разнородных психологических знаний в единую целостную систему. Ими был использован следую­щий пример: тактильное восприятие слепым разных частей такого животного, как слон, приводит к тому, что часть воспринимается как Целое. Согласно предложенной авторами метафоре, современная пси-



140 Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии

хология в силу дробления своих исследовательских усилий воспроиз­водит что угодно, только не то целое, что соответствует понятию пси­хологии (как невидимого слона).

Дезадаптивная направленность усилий различных школ заключа­ется в том, что они дублируют усилия и не стремятся к их объедине­нию. Не может привести к интеграции и упование на один метод. Ав­торы отмечают, что ни один метод в психологии не разрабатывался как общий и не может стать общим для решения разных проблем. Меж­дисциплинарные исследования разных специалистов, направленные на решение одной проблемы, — вот предлагаемый ими путь движения к единой психологии.

М. Коул через 70 лет после работы Выготского писал также о двух парадигмах в психологии, которые он называет «путь науки» и «путь истории и культуры». Формирование третьего пути и на его основе единой психологии видится им в объединении двух мировоззрений, «связанных с природной и культурной составляющими системы В. Вундта, в едином научном подходе» [Коул, 1997, с. 362]. Таким обра­зом, возможность третьего пути продолжает обсуждаться в связи с про­блемой преодоления кризиса как размежевания предметов двух пси­хологии (натуральных и культурно обусловленных процессов), но не тех двух психологии, которые имел в виду Выготский (материалистиче­ской и идеалистической).

«Дилемма «естествознание — философия» во многом определяет гра­ницы методологического самоопределения всех научных школ в пси­хологии» [Марцинковская, 2004, с. 70]. Но на этой же странице автор говорит о том, что выбор марксизма позволил отойти от позитивист­ской трактовки принципов естественных наук. В какой степени марк­сизм является необходимой предпосылкой деятельностного подхода в психологии, мы обсудим (вслед за Лекторским) позже. Сейчас же важно подчеркнуть, что другая проблема в разведении натуральных и высших психических функций имелась в виду Выготским при поста­новке проблемы кризиса — отрицание не философских основ в мето­дологии психологии вообще, а иррациональных подходов как основы метода (названных им метафизикой).

Другой аспект современного состояния кризиса — тот, о котором Выготский в свое время не мог писать. Это переосмысление возможно­стей деятельностной парадигмы как преодолевающей непосредственный путь познания психического. Связанная именно с методологией марк­сизма, деятельностная концепция повторяет во многом путь естествен­но-научно ориентированной психологии — ее стремятся отбросить или

Еб.1. Постановка проблемы кризиса в психологии 141

заменить герменевтической психологией. Но сегодня это уже звучит как переосмысление возможностей концепции Выготского в том числе и в контексте другой, не марксистской методологии [Брунер, 2001].

Таким образом, те критерии кризиса психологии, о которых писал Л. С. Выготский, современными авторами заменяются другими их трак­товками и даже другими проблемами. Выделение историко-психологи-ческого аспекта именно в этом вопросе чрезвычайно важно; он отличен от такого аспекта, как обсуждение потенциала коммуникативной мето­дологии, которая связывается сегодня с культурно-исторической кон­цепцией.

Легализация ориентировки на разные типы рациональности, связан­ные с разными метадигмами, — другое направление формирования еди­ного пространства психологии, во внутренних противоречиях которой отражаются различные подходы как метадигмы получения знания [Юре-вич, 1999]. Это методологическое направление принципиально отлича­ется от методологии, связанной с поиском единого методологического основания для единой общепсихологической теории.

Метадигмы — когнитивные системы, или мировоззренческие кар­тины мира, опирающиеся на разные типы построения знания (запад­ная наука, восточная наука, парапсихология, религия).

Этим же автором отстаивается позиция, согласно которой кризис психологии — это не только кризис «традиционной естественно-науч-ности» (обратим внимание, что речь идет уже не о том кризисе психоло­гии, который у Выготского был связан с различием методологических подходов к изучению низших и высших форм психического), но также и кризис взаимоотношений психологии с обществом. Образование двух социодигм — психологических сообществ, занятых преимущественно академической или практической психологией, — также является од­ним из проявлений этого социального аспекта современной стадии кри­зиса. И дело уже не в развитии когнитивных оснований науки, а в нор­мализации социальной составляющей пути ее развития.

Возможны противоположные оценки такой особенности проходимого психологией пути, как дифференциация, «разведение по этажам и зако­улкам» ее общих (общепсихологических) проблем. Выготский писал, что «кризис не только разрушителен, но и благотворен» [Выготский, 1982а, с. 373]. В каждом отдельном направлении психология достигает определенного прогресса. Поэтому нельзя понимать кризис как стагна­цию. Однако к стагнации может приводить недостаточное осознавание Движущих сил кризиса, связанных с ним противоречий в построении психологического знания и путей выхода из него. Мы не будем дальше


142


Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии

рассматривать эти пути, поскольку это потребовало бы более полного очерчивания проблемы предмета психологии. В избранной же нами стра­тегии мы пытались обойти эту проблему с тем, чтобы выделить, насколь­ко это возможно, другие аспекты методологической проблематики.

Отсутствие общепринятого предмета психологии не мешает ей разви­ваться в контекстах разных школ и направлений, включающих совершен­но различные аспекты психологической реальности в сферу исследований. Что должно выступать общим предметом изучения в психологии — пред­мет продолжающихся споров. Это, в частности, дискуссии о том, что мо­жет быть вычленено в качестве той далее неразложимой единицы, в кото­рой сфокусированы все признаки психического или тем или иным образом понятого предмета (в том числе и взаимодействие психолога с челове­ком, которому он помогает «осуществиться»). Это также проблема кате­горий как психологических конструктов, охватывающих сущностные ха­рактеристики бытия человека в мире или базовые свойства психического отражения и психической регуляции. Это также рефлексия дальнейших путей развития психологии на новых этапах становления науки, с соот­ветствующим изменением критериев научности и представлений об ос­новных методах психологии.

Выступивший в рамках дискуссии 1993 г. В. П. Зинченко заострил проблему кризиса психологии, предложив более сильный термин ка­тастрофы. Он подчеркнул катастрофичность последствий тех перело­мов, которые характеризовали развитие именно отечественной психо­логии — идеологические заказы, партийные постановления, павловская и прочие сессии, на которых психологии вновь и вновь приходилось от­стаивать свой предмет и право не называться буржуазной наукой. Он же отметил и то общее направление, в отношении которого существует несомненная преемственность в школе Выготского—Лурии—Леонтьева — идея опосредствования, позволяющая перейти к трехчленной схеме де­терминации, преодолевающей картезианское наследие.

Отечественными психологами предпринимались определенные уси­лия по развитию отдельных направлений в преодолении кризиса. Так, чрезвычайно популярной стала идея Выготского о выделении таких еди­ниц для общепсихологического анализа, в которых не терялась бы спе­цифика изучаемого феномена. Развитие идеи о соотношении внешней и внутренней, структуры деятельности реализовывалось в поиске таких их индикаторов, для которых психологические механизмы регуляции могли бы рассматриваться как разноуровневые и внешнее — модель­ное — представление процессов, например в ходе микроструктурного анализа, соответствовало не фенотипическим, а генетическим основа-

6.1. Постановка проблемы кризиса в психологии 143

ииям их членения [Зинченко, Смирнов, 1983]. Другим направлением непрекращающихся поисков является вопрос о предмете психологии, выдвинувшийся в постсоветский период, когда ориентировка на марк­систскую методологию перестала быть единственно возможной, в каче­стве самостоятельной проблемы методологических дискуссий. Но и в этот и в другие периоды развития отечественной психологии идеи куль­турно-исторического подхода, сегодня представляющие скорее культур-но-деятельностный подход, не были единственным ориентиром в по­строении общепсихологических теорий. В то же время за рубежом спрос на единую общепсихологическую методологию все более связывался с этим подходом теми психологами, кто искал основания перехода к из­учению психических образований — социокультурно-деятельностных — на высших уровнях психологической регуляции.

Венгерские психологи Л. Гараи и М. Кечке в своей статье 1996 г. указали в качестве одного из современных признаков кризиса на по­пытку отказаться от естественнонаучно ориентированной психологии, триуфм которой приходился на 1970-е гг., в пользу герменевтически ориентированной. Они сочли настоящим бедствием для психологии разделение ее на две «полунауки» (при дополнении недостаточности одной из них логикой рассуждений, взятой из другой). Ни позитивизм как основа естественно-научного подхода, ни герменевтика как осно­ва исторического познания не могут служить методологией единой пси­хологи — для этого нужна единая теоретическая база, которая имела бы схожие объяснительные возможности для разных областей психо­логии. Обращение к теории Выготского обосновано именно наличием в ней единой методологической платформы, на которой психология найдет «излечение от своей шизофрении».

Так кратко можно очертить направления обсуждения кризиса в пси­хологии сегодня. Однако вернемся к работе Выготского и ее идее: не­обходима единая общепсихологическая концепция. Признаками этой общепсихологической концепции должны выступить общность объясни­тельного принципа для высших и низших форм психики, а также разра­ботка объективного и косвенного метода, который позволит идти к науч­ным реконструкциям психики. Для этого необходимо полагаться как на разработку теории, так и на соответствующую новой методологии психо­логическую практику (в первую очередь исследовательскую, но на са­мом деле единую, как сегодня можно сказать, для разных социодигм).

Исторически менялось то основное — кризисное, — что предполага­лось преодолевать (вместе с преодолением самого кризиса). Но такие основные проблемы, как проблема единой теории, специфика предмета



144
Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии

психологической науки, единиц анализа психики, метода, адекватно­го предмету изучения, продолжают обсуждаться. И это обсуждение становится иным — связанным с осмыслением разных парадигм (а не только разных теорий) в современной психологии. Другой поворот темы кризиса — осмысление позиции Л. С. Выготского в контексте понимания им метафизических оснований психологии на определен­ном историческом этапе становления психологической науки.

6.1.3. Кризисная или мультипарадигмальная наука? (Резюме)

Итак, понятие кризиса относят либо к началу XX в. (1910-1930-е гг.), когда на место единой ассоциативной психологии пришло «множество психологии» — со своими предметами и методами, со своими теория­ми и видами практического приложения психологических знаний, либо к ее постоянному состоянию, напоминающему хроническую болезнь и продолжающемуся по настоящее время. Именно отсутствие единой парадигмы в психологии вызывает перманентные дискуссии о том, на­ходится ли она в кризисе или еще не доросла до стадии «нормальной» науки.

В современных отечественных методологических работах состояние психологической науки оценивается и как допарадигмальное (единая парадигма еще не выработана), и как мулътипарадигмалъное. Послед­нее предполагает принципиальную множественность психологических концепций в силу многоуровневости психического и несводимости всех психологических реалий к описанию в рамках какого-то одного объяс­нительного принципа. Но понятие кризиса продолжает использовать­ся, поскольку за ним стоит неудовлетворенность отсутствием единой общепсихологической теории. При этом трудно подытожить перечень всех возможных парадигм, сложившихся в психологии. В следующей главе мы назовем лишь некоторые из них. И практически в каждой па­радигме психология осуществляла приобретения на пути уточнения тех аспектов своего предмета и метода изучения, которые не могли быть охвачены рамками другой (предыдущей или дискутирующей с ней).

Смена парадигм обычно понимается как показатель развития на­уки, а не ее стагнации. С этой точки зрения замена понятия кризиса в психологии на понятие множественности парадигм — не столько дань моде, сколько использование оценочного критерия, означающего в данном случае признание явно прогрессивного движения психологи­ческой науки [Смирнов С. Д., 2005].

В ставшей классической работе Л. С. Выготского предполагалось, что в качестве характеристик кризиса необходим анализ не только его нега-

1 6.1 ■ Постановка проблемы кризиса в психологии 145

тивных составляющих — как факторов, препятствующих успешному развитию психологии, — но и тех перспектив, поиск которых задается самой констатацией состояния кризиса. Парадигмальный подход, не полностью совпадающий с историко-психологическим, в некоторой степени решает задачу оценивания видимых или еще только намечен- ных перспектив. Их анализ позволяет выявлять те «пропущенные зве­нья», отсутствие которых и порождало неудовлетворенность выделен­ным предметом изучения или осознание ограничений в распространении общеметодологической платформы исследований, разделяемой в рам­ках той или иной психологической школы. Эти пропущенные звенья (как «детерминирующая тенденция» Н. Аха) направляли в определенные ис­торические этапы развития психологии изменения методологических поисков психологов. Из такого рода перспектив отметим следующие. Во-первых, это проблема несоответствия непосредственной данности психологического знания человеку и опосредствованного характера на­учного познания, «отягощенного» конструктами и концепциями. Под­вергая критике феноменологический метод, Выготский в своей работе о кризисе в первую очередь выступал против иллюзии непосредственной данности психологического знания и иррационального пути его приня­тия. Другой поворот той же темы — это проблематичность «непосред­ственности» психического образа.

Во-вторых, это зависимость объективного знания от включения че­ловека в процесс получения опытных данных, или конструирование психологической реальности в ходе ее изучения. Одним из поворотов этой темы выступает рефлексия тех метаподходов (как прерогативы теоретической психологии) и новых парадигм, в рамках которых пси­хологическая теория ищет для себя эмпирический базис и которые преодолеваются на пути формулирования новых задач психологиче­ского исследования.

В-третьих, это прозвучавшая в конце XX в. идея объединения не теорий, но мыслительных усилий психологов, стоящих на разных те­оретических платформах. Диалог существующих подходов с целью добраться до желанного «неслиянного единства» — это, по В. П. Зин-ченко [Зинченко, 1993], путь к воссозданию утраченного в советский период мыслительного пространства в отечественной психологии. Если учитывать, что со сменой парадигм изменяются и критерии того, что считать научным, а что — ненаучным, встает вопрос о том, как срав­нивать теории, прописанные в рамках разных парадигм, а значит, от­личающиеся и по способу выделения предмета, и по методам предмет­но-чувственной деятельности психолога.



146
6. Кризис в психологии и поиск обшей методологи

Не случайно сегодня поставлен вопрос о коммуникативной функции методологии психологии [Мазилов, 2003]. На наш взгляд, здесь важны следующие поправки. Во-первых, речь должна идти не о коммуникаци­ях методологий, а об общении между членами научного сообщества. А они выступают не только как носители определенной «профессио­нальной» картины мира, но и как люди рефлексирующие, а значит, спо­собные к интеллектуальному охвату и тех «психологии», позиции кото-. рых ими не разделяются. Во-вторых, коммуникативную функцию могут выполнять те теории, развитие которых способствует интеграции пси­хологического знания. Именно в этом ключе важно обращение зарубеж­ных исследователей к культурно-исторической концепции.

Наконец, вспомним очень важный момент, подмеченный К. Поппе-ром при обсуждении вопроса о том, почему не все научные гипотезы про­веряются (или заслуживают проверки). Он отмечает критерий профес­сионализма ученого в качестве ведущего для определения того, что не включается в предмет и гипотезы исследования. Не проверяются гипо­тезы дилетанта, который не отягощен профессиональными схемами мыш­ления и не имеет того неявного знания, которое «естественно-истори­ческим» путем функционирует в системе представлений профессионала. Это неявное знание и служит сигналом того, какие вопросы задавать не следует, коль скоро ответы на них уже были получены либо еще не могут быть получены в рамках имеющихся подходов, и профессионалы таких вопросов не задают. Либо же профессионалы формулируют новые ис­следовательские программы и разрабатывают новые парадигмы, выходя за рамки усвоенных представлений.

Таким образом, в профессионализм исследователя включается крите­рий, который проводит демаркационную линию между теми проблема­ми, которые станет решать наука, и теми, которые она в принципе или пока отложит. Косвенно это представлено в известной схеме К. Хольц-кампа, приводимой нами в другом учебном пособии [Корнилова, 1997]. Рефлексивность и критичность — не самые главные психологические свойства на этом пути отбора правдоподобных гипотез. Интерес — вот также не менее существенный критерий. Красота теории — еще один критерий, специально обсуждаемый М. Полани [Полани, 1985].

Частично в общеметодологическом плане мы уже затрагивали пробле­му правдоподобия научных гипотез в концепции критического реализма К. Поппера. За идеей правдоподобия стоит, с одной стороны, сциентист­ская установка на познаваемость мира, с другой — принятие критерия от­носительности истинности на пути теоретико-эмпирического познания. То есть это не установка на полное соответствие образа-знания объекту,



6.2. Теоретическая психология как оппозиция общей психологии 147

как то предполагала бы корреспондирующая теория истины, а установка на возможность приближения — посредством проверяемых гипотез (раз­виваемых объективно в мире идей) — к такому пониманию картины мира, в котором последовательно критично сняты все возможные заблуждения. Мы использовали бы это положение и в качестве метафоры: каждая па­радигма может иметь свои заблуждения, но именно движение на общем пути (включая смену парадигм) позволяет приходить ко все более прав­доподобной профессиональной картине мира.

6.2. Теоретическая психология как оппозиция обшей психологии

Кроме деятельностной общепсихологической парадигмы в психоло­гии развивались и иные представления о возможностях единения пси­хологического знания. Одним из вариантов стало рассмотрение тео­ретической психологии как венца такого единения.

А. В. Петровский и М. Г. Ярошевский в качестве методологической основы всей психологической науки предложили рассматривать теоре­тическую психологию [Петровский, Ярошевский, 2003]. Согласно их мнению, ранее — в период после констатации кризиса в психологии — на такую роль претендовала общая психология, предполагающая выделе­ние предмета и метода исследования, принципов и основных научных понятий в психологическом знании. Названные авторы учебного посо­бия «Теоретическая психология» справедливо указывают на тот аспект построения современных учебников по общей психологии, который сви­детельствует о реализации в них позиции функционализма, в результате чего психологические категории не отделяются от их конкретного напол­нения при традиционном описании психических функций. Именно рас­крытие категориального строя, задающего соотношение базовых поня­тий, методов, принципов и ключевых проблем в психологии, должно лежать в основе общепсихологического образования. На место соответ­ствующей дисциплины вместо общей психологии предлагается теоре­тическая психология как системообразующая ось для развития разных направлений в психологии.

В рамках данного пособия нет места для обсуждения современной функции общей психологии, поскольку этого нельзя делать в краткой форме, т. е. без обращения к конкретно-научному материалу. Но следу­ет указать на историческую относительность оценочных суждений о воз­можностях той или иной области психологии. Нельзя смешивать оцен­ки современного состояния той или иной отрасли знания и ее места




6.3. Классификация общепсихологических теорий... 149

148
Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии

в возможных или обсуждаемых «проектах» ее развития или роли на эта­пах целостного пути исторического становления психологии как науки.

Выделение предмета психологического изучения, являясь одним из основных аспектов методологического анализа, невозможно без обще1 психологического представления соответствующих понятий и фено­менов. Но фокусирование тех целей, в связи с которыми обосновыва­ется необходимость теоретической психологии, несомненно выполняет сегодня конструктивную роль: это необходимость выделять уровни метаанализа и конкретных научных теорий.

«Предметом теоретической психологии является саморефлексия пси­хологической науки, выявляющая и исследующая ее категориальный строй (протопсихологические, базисные, метапсихологические катего­рии), объяснительные принципы (детерминизм, системность, развитие), ключевые проблемы, возникающие на историческом пути развития пси­хологии (психофизическая, психогностическая и др.), а также само пси­хологическое познание как особый род деятельности» [Петровский, Ярошевский, 2003, с. 5]. Такое понимание теоретической психологии может быть синонимично названию дисциплины «Методология психо­логии». В дальнейшем мы покажем, как важна для установления психо­логических закономерностей направленность мысли исследователей, от­ражающая принятие тех или иных методологических принципов (как общих объяснительных схем). Сейчас только назовем ряд соответствий, устанавливаемых в теоретической психологии для базисных (слева) и метапсихологических (справа) категорий;



Образ

Сознание

Мотив

Ценность

Переживание

Чувство

Действие

Деятельность

Взаимоотношение (интеракция)

Общение (взаимодействие)

Я

Личность

Ситуация

Персоносфера

Отличие метапсихологических категорий здесь в том, что каждая из них раскрывает некоторую базисную категорию через соотнесение ее с други­ми. Авторы (введение конструкта метакатегорий обосновано В. А. Пет­ровским) приводят рисунок, который наглядно представляет открытость ряда как базисных, так и метапсихологических категорий (рис. 3).

«Метапсихологические категории — это плеяда идей» [Петровский, Ярошевский, 2003, с. 21], над которыми выстраивается уровень экст­рапсихологических категорий.


Рис. 3. Базисные и метапсихологические категории (по А. В. Петровскому и М. Г. Ярошевскому)

Базисные (ядерные) категории связаны с метапсихологическими жирными вертикальными линиями, а оформляющие — тонкими наклонными.

«Клеточки» категориальной системы психологии задаются систем­ными связями, исходящими из клеточек нижележащего уровня. И их «проработанность» прямо отражает, с точки зрения авторов схемы, воз­можность прочтения значимости каждой конкретной теории: что есть она для психологии в целом и что есть психология как целое для нее.

Что не охватывается схемой — так это сами способы рефлексии и методологического анализа, т. е. та вторая существенная составляю­щая мыслительной деятельности — процессуальная составляющая, в способах осуществления которой и реализуется та или иная методо­логия (не только та или иная психология). Для отечественной науки это стоит специально подчеркнуть, поскольку здесь иногда прослежи­вались цели монополизации методологии. Например, это утвержде­ние в качестве единственно верной методологии (и даже Методоло­гии с большой буквы, как называли свои занятия члены Московского методологического кружка) одного из способов занятия ею — как по­строения единой теоретической психологии или одной из практик вос­производства методологической мысли.

6.3. Классификация общепсихологических теорий на основе закрытой типологии

Поиски единства психологии на основе общей теории продолжаются и сейчас, причем именно в апелляции к построению новой методоло­гии на пути движения в ином направлении — от практики к теории.



150

6. Кризис в психологии и поиск обшей методоло



6.4. Методологический плюрализм в психологии

151


За общепсихологическим знанием остается при этом конструирова­ние сравнительно закрытых систем, охватывающих основные линии развития уже известных общепсихологических теорий. К сожалению, в методологической литературе даже в работах одного и того же авто­ра остаются достаточно разделенными проблемы освоения того бага­жа психологических теорий, которым уже владеет психология, и ана­лиза тех перспектив, по отношению к которым рассматриваются новые возможности теоретизирования.

В качестве такой схемы, классифицирующей основные отечествен­ные общепсихологические теории на основе выделения «единиц» че­ловеческой жизни, приведем схему Ф. Василюка (табл. 3).



Таблица 3. Типология психологических «единиц» человеческой жизни

[Василюк, 2003, с.1661















ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА В МИРЕ

ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА

Человек

(как динамическая

структура)


Жизнь

(как актуальный

процесс)


МИР

Предметный мир

1. УСТАНОВКА

2. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Мир людей

3. ОТНОШЕНИЕ

4. ОБЩЕНИЕ













Им выделяются четыре основные категории, каждая из которых может полагаться в качестве основной в тех или иных психологиче­ских теориях: установка, деятельность, отношение и общение. Уста­новка как единица структуры целостного субъекта лежала в основе теории Д. Н. Узнадзе, отношение как единица структуры личности — в основе теории В. Н. Мясищева; обе категории «фиксировали нечто по­тенциальное («динамическое»), что может реализовываться в процес­сах жизнедеятельности, а понятие деятельности — нечто актуальное, сам процесс такой реализации» [Василюк, 2003, с. 165]. Деятельность и общение — две другие категории, завершающие заполнение схемы. Относительно разных путей использования категории деятельности в общепсихологических теориях уже говорилось в этом пособии (приме­нительно к подходам А. Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна). Задача по­строения общепсихологической теории общения, которая подчеркива­ется автором схемы, также может решаться на очень разных путях, когда общение выступает и предметом изучения (А. А. Леонтьев), и новым методологическим принципом психологии (Б. Ф. Ломов).

Итак, основное методологическое возражение к приведенной схе­ме — ее закрытость, представленность уже ставшего, конечного переч-

ня возможных базовых категорий, которые могут быть положены в осно­ву общепсихологической теории. Схема не предполагает прогноза но­вых поворотов мысли как на уровне методологии, так и на уровне тео­ретического движения психологии. Напомним, что К. Поппер в своей книге «Открытое общество и его враги» рассмотрел именно запрет на возникновение новых идей в качестве основного критерия «закрыто­го общества». Исключить вариативность путей построения психоло­гических теорий, ориентирующихся на использование той или иной базовой категории, — это значит следовать запрету на новые пути раз­вития мысли, что, как мы надеемся, автор не предлагает, но что логи­чески следует из принятия задаваемых схемой ориентиров в построе­нии общепсихологического знания.

6.4. Методологический плюрализм в психологии

В заключение первой главы мы уже говорили об отсутствии четких кри­териев выбора адекватных методологических средств, способных обеспе­чить методологическую помощь, когда возникает острая необходимость в ней при решении той или иной конкретно-научной задачи. При этом речь идет о методологическом знании любого уровня из четырех, пере­численных в 1 главе, — будь то выбор методики, психологической тео­рии, общенаучного или философского подхода. В этом случае прихо­дится ставить «методологический эксперимент», результаты которого постфактум подтвердят или опровергнут наши ожидания (методологи­ческие упования). Тем более не обоснованы надежды на построение не­которой универсальной и единой методологической теории, адекватной для использования в психологическом исследовании любого уровня.

Ситуация множественности методологических подходов и, соответ­ственно, средств методологического анализа, которые одновременно являются и истинными (если это понятие вообще применимо к мето­дологическому знанию), адекватными, и ложными (неадекватными) в зависимости от множества привходящих условий, провоцирует са­мые разные установки исследователей и практиков относительно роли методологического знания и целесообразности его использования в конкретном исследовании, а также разные «методологические эмоции».

Часть психологического сообщества (особенно значительная среди практикующих психологов) полагает, что всякая методологическая рефлексия уводит от сути дела в дурную бесконечность бесплодного философствования и вербализма — позиция, перекликающаяся с уста­новками позитивизма.


152 Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии

Прямо противоположную позицию можно обозначить как «мето­дологический ригоризм» или «методологический монизм». Его сторон­ники считают, что должна существовать единственная «подлинно на­учная» методология, строгое следование которой является критерием научности. Призыв к построению такой методологии часто можно услышать из уст «ностальгирующих» по временам, когда такую функ­цию почти директивно исполняла марксистско-ленинская методоло­гия науки. Однако современные концепции природы и сущности науч­ного знания оставляют все меньше надежд на то, что построение такой методологии в принципе возможно.

Другие считают, что выбор методологической позиции произволен, и его можноделать исходя из своих субъективных вкусов и предпоч­тений. Такую позицию можно было бы назвать «методологическим анархизмом», но этот термин уже используется в несколько ином зна­чении [Юревич, 2001]. Роль методологии сторонниками этой позиции также оценивается достаточно низко.

Сторонники «методологического либерализма» полагают, что раз­ные типы психологического объяснения релевантны разным уров­ням детерминации психического, при этом каждый уровень или слой обладает самостоятельной значимостью и принципиально незаменим ни одним другим. При этом в качестве основного поля приложения сил методологии предлагается рассматривать переходы между раз­ными уровнями, а наиболее перспективным каркасом для построе­ния связной системы психологического знания «представляются ком­плексные, межуровневые объяснения, в которых нашлось бы место и для смысла жизни, и для нейронов, и для социума...» [Юревич, 2001, с. 17]. '

Наконец, сторонники «методологического плюрализма» полага­ют, что в принципе нельзя рассчитывать на создание единой психо­логической теории за счет связывания принципиально различных предметов анализа за счет «комплексных межуровневых переходов». Такой позиции придерживаются и авторы данного учебника. По­скольку каждая теория конституирует свой предмет и метод иссле­дования, построение единой теории психического предполагало бы создание универсального метода исследования психической реаль­ности. При такой постановке вопроса перспективы появления та­кой теории даже в отдаленной перспективе представляются нере­альными.

Методологический плюрализм — система взглядов, согласно кото­рой адекватность тех или иных методологических средств психоло-

6.5. Методология без общепсихологической теории и в контексте... 153

гического анализа (включая и собственно психологические теории на уровне конкретно-научной методологии) может быть выявлена только в ходе «методологического эксперимента», и не может суще­ствовать теория даже самого высокого уровня, которая бы априори была пригодной для преодоления вновь возникающей познаватель­ной трудности.

Именно на такую роль претендовала бы «единая теория психиче­ского». Понятие методологического плюрализма практически синони­мично понятию «полипарадигмальности» психологии, по крайней мере на современной стадии ее развития. Но прежде чем перейти к пред­ставлению множественности парадигмальных подходов в психологии, обсудим еще одну позицию, которая предполагает невозможность вы­деления парадигм как исследовательских логик безотносительно к содер­жанию теорий.

6.5. Методология без общепсихологической теории и в контексте логики науки

Справедливости ради следует указать, что именно Г. П. Щедровицкий (1929-1994), ставший лидером нового типа занятий методологией, впервые сформулировал взгляд на академическую психологию как исчерпавшую свои объяснительные возможности и обосновал необ­ходимость рассматривать широко понятую практику как основание новой психологии, которая будет противостоять сциентистски ориен­тированной академической психологии [Щедровицкий, 1997].

В пятидесятые годы началась работа Московского логического кружка, в котором первоначально идеи методологии как особой об­ласти знания обсуждались Щедровицкий в содружестве с А. А. Зи­новьевым, Б. А. Грушиным и чуть позже — М. К. Мамардашвили. В последующем оформилась деятельность Московского методологи­ческого кружка (ММК), где Щедровицкий стал лидером нового типа сообщества — единомышленников по культивируемому способу за-

нятий методологией науки.

Начав с эпистемологии и раскрытия образцов научного мышления (от Аристотеля и Декарта до Маркса), этот методологический семинар сформулировал принципы воспроизводства мыследеятельности, кото­рые практически были реализованы в распространении системо-дея-тельностных игр. Мы не будем касаться далее работ этого автора пото­му, что разработка общей теории деятельности не была ориентирована

здесь на запросы развития собственно психологической теории. Разра-






154

Глава 6, Кризис в психологии и поиск обшей методологии

ботка методологических средств мыслилась здесь в ориентировке на междисциплинарные исследования. Регулирование процесса интеллек­туальной междисциплинарной коммуникации «в основном лежало на плечах Г. П.» [Журнал практического психолога, 2004, с. 20]. Реализация системного подхода фокусировалась здесь на средствах методологиче­ской организации мышления и деятельности самих методологов либо его приложения в практических сферах, но не применительно к по­строению общепсихологической концепции.

Однако существовала и другая позиция в отношении к тому, воз­можна ли методология как общая логика науки безотносительно к те­оретическому и понятийному аппарату отдельной научной дисципли­ны. Она представлена в работах А. А. Зиновьева. Его высылка из страны прервала возможный диапазон влияния его идей. Но одна из них и сегодня актуальна и дискуссионна в психологии. В параграфе «Мето­дология частных наук» в книге «Логика науки» (1971) он обосновал позицию, согласно которой методология конкретной науки — это ее часть, а не выстроенная рядом система методологических ориентиров для построения теории. Специальные занятия методологией, по Зи­новьеву, — это скорее критерий неблагополучия науки (ее кризиса). Другое дело, что эта часть науки имеет ряд особенностей, неотдели­мых от особенностей ее понятийного аппарата и связанной с ним ло­гики умозаключений.

Логику науки обсуждать можно (как и основания формальной ло­гики и любых логик). Но если речь идет об общедоступной логике, то она тривиальна и бесполезна (имеется в виду, что она реализуется в виде логической компетентности всеми профессионалами). Если же она не тривиальна, то, значит, требует специальных усилий и будет доступна только узкому кругу профессионалов. Таким образом, спе­циальное занятие логикой — не с точки зрения повышения логической компетентности, а как методологией своей науки, — не может быть массовым, и не с ним связано развитие конкретной области знаний. Решение методологических проблем любой науки есть исследование в области именно этой науки. Но это не локализованная область наря­ду с другими исследованиями, а разбросанная по другим исследова­ниям проблематика. И далее Зиновьев приводит суждение, которое для психологии, а точнее для темы путей выхода из кризиса, может звучать кощунственно, поскольку он говорит о парциальной роли ме­тодологии, а не о ее системообразующей роли в построении теории.

«Методология конкретной науки нужна (если она вообще нужна) для решения не обязательно всех проблем этой науки, а лишь для

6.5. Методология без общепсихологической теории и в контексте... 155

некоторых, может быть даже для решения одной-единственной пробле­мы. И ничего унизительного для нее в этом нет. Иногда целая наука может работать сотни лет, чтобы решить одну-единственную задачу, и этим существование ее будет оправдано, если эта задача стоит того.

По содержанию специальная методология той или иной науки есть совокупность исследований, включающая обработку языка этой науки (ее терминологии и утверждений), исследование, усовершенствование и изобретение ее теорий, выявление и исследование ее эвристических допущений... и т. д. — т. е. вся та работа, которую выполняют так называ­емые теоретики данной науки (а не логики и методологи вообще)» [Зи­новьев, 1971, с. 260]. Таким образом, целью занятия методологией явля­ется не конструирование особой систематической методологии (с этой точки зрения в психологии невозможна профессионализация «методо­лог»), а осознание наукой своих парадигм — в том числе и тех допущений, которые приняты отнюдь не логично (или логично предложить прямо противоположное; логика допускает и то и другое, поскольку не вмеши­вается в содержание теории). С этой точки зрения утверждение, что каж­дый психолог сам себе методолог, имеет больше оснований для своего существования, чем положение о том, что психолог должен воплощать в своем исследовании кем-то другим (Методологом с большой буквы) вы­строенный аппарат научных понятий. Другое дело, что психолог не дол­жен грешить против логики, проявляя логическую некомпетентность (ре­дукционизм в построении теоретической системы, артефактные выводы и пр.)1.



И наконец, осознание допущений в рамках конкретной науки — это также и осознание метода соотнесения теории и опытных данных. Для психологии в свое время такой судьбоносной проблемой стало осо­знание возможностей и ограничений метода интроспекции, позже — построение критериев объективного метода в психологии. Сегодня в психологии осознается проблема освоенности и ограничений экспе­риментального метода.

1 Наивно полагать, что логическая компетентность так же освоена психоло­гами, как и представителями других наук. Об этом свидетельствует необходи­мость написания в учебниках специальных разделов о наиболее встречаемых в психологических исследованиях ошибках умозаключений в выводах.<< предыдущая страница