Похожие работы
|
М. В. Ломоносова Корнилова Т. В., Смирнов С. Д - страница №5/5
5.1. Первые научные парадигмы в психологии и признаки кризиса Уже на стадии замкнутой теоретической науки1 нашлось место для понятия души как особой неуничтожимой сущности, перевоплощающейся в различные живые существа согласно определенным числовым закономерностям. Однако вплоть до XIX в. психология, по мнению большинства историков науки, находилась на стадии донаучного развития. Психологическое знание накапливалось и развивалось в формах житейского, художественного, религиозного и прежде всего философского знания, которое принципиально отличается от научного в собственном смысле этого слова. Декартовское представление о дуализме души и тела и понимание механистической детерминации как основы причинного объяснения породили тот тип рациональности, который на долгие годы определил использование в психологии критериев научности, взятых из парадигмы классической науки. Картезианство поставило такие проблемы перед методологией исследования, позитивное решение которых не совершилось по сей день; в первую очередь мы имеем в виду психофизическую и психофизиологическую проблемы. Возникшие позже другие типы рациональности — неклассические и постнеклассические — еще только осваиваются в новых исследовательских парадигмах психологии. В рамках одной и той же исследовательской методологии оформлялись разные теоретические концепции научной психологии. Так, представление о человеке как субъекте познания лежит в основании ряда психологических школ — вюрцбурской школы мышления, гештальт-психологии, современной когнитивной психологии. Представление о субъекте как деятеле оформлено в других концепциях (от бихевиоризма до деятельностных подходов). Переход от деятельностной парадигмы к личностной или субъектной также характеризует многие направ- 114 Глава 5. Психология как самостоятельная наука ления. А. В. Юревич предлагает называть такие общие направления разработки психологического знания, не связанные тесно с превалирующим методом исследования, метадигмами [Юревич, 1999]. Отметим также, что термин «парадигма» продолжает употребляться в психологии как указание и на преимущественно используемый метод исследования (экспериментальная парадигма, формирующая, диагностическая и т. д.), и на мировоззренческие позиции в понимании путей построения теоретического знания (с апелляцией к теориям верхнего уровня как парадигмальным основаниям построения систем собственно психологических знаний). Такие названия, как «психология сознания», «психология понимания» и др. относятся к разным содержательным теориям, но указывают на общность в выделении предмета изучения и методологии познания. Психология сознания стала первой парадигмой зарождающейся психологии. По мере развития подхода и более четкой кристаллизации парадигмы, а также в зависимости от тех акцентов, которые привносили в него новые авторы, он получал дополнительные названия-характеристики: ассоциа-низм (по основному объяснительному принципу); интроспекционизм (по основному методу исследования); атомизм (по основной задаче — поиску простейших элементов психического); механицизм (по выбору науки в качестве образца для построения психологии); структурализм (по второй и более поздней задаче — изучению типов связи элементов и механизмов их объединения в новые целостности); функционализм (также по задаче — выявлению функций сознания в реальной жизни человека). Фактически единой или общепризнанной научной или исследовательской парадигмы, аналогичной парадигме классического естествознания, в психологии сознания не существовало. Наблюдался и достаточно солидный временной разрыв между началом использования тех или иных исследовательских схем и рефлексией их парадигмальных основ. Они скорее формулировались постфактум историками науки, и именно в силу этого, а также в силу неоднородности, рыхлости, внутренней противоречивости вопрос о том, действительно ли мы имеем дело с первой научной парадигмой в лице психологии явлений сознания, большинством ученых оставлен открытым. Но то же можно сказать и относительно всех последующих парадигм, что позволяет некоторым авторам говорить о «допарадигмальной» стадии развития психологической науки в целом, которая длится по настоящее время. Главным методологическим недостатком психологии сознания являлась установка на понимание законов, регулирующих работу сознания, как имманентных (внутренне присущих) самому сознанию, а не 5.1. Первые научные парадигмы в психологии и признаки кризиса порождаемых в процессе взаимодействия человека с миром. Следующие особенности метода были осмыслены как предпосылки последовавшего кризиса психологии. При этом речь шла именно о кризисе психологии сознания, который отчетливо проявился в конце XIX в. и был вызван следующими ее недостатками. Метод интроспекции требовал участия в опытах специально подготовленных людей, чаще всего самих психологов, что резко ограничивало объем потенциальных объектов исследования. Процедура интроспекции в принципе недоступна животным, детям, психически больным людям. Обнаружилось, что огромная область психических процессов вообще недоступна сознательной рефлексии (бессознательное). Самонаблюдение часто изменяет и даже разрушает те процессы, на которые оно направлено и которые подлежат изучению. Субъективный характер оценок, сделанных в процессе самонаблюдения, настолько сильно выражен, что не удается соблюсти основные требования, предъявляемые к научному методу, — повторяемость и воспроизводимость результатов в одних и тех же условиях. Разрушение единой методологической основы и формирование множества разных психологии (как антитез психологии сознания) выступило основанием заключения о кризисе в психологии. Острое состояние этого кризиса рассматривалось в работе Л. С. Выготского «Исторический смысл психологического кризиса», где был подведен такой итог: «Кризис разрушителен, но благотворен» [Выготский, 1982а, с. 373]. Отсутствие общепринятого предмета психологии и вновь возрождающиеся поиски соответствия метода и предмета свидетельствуют в пользу перманентного кризиса, который иногда рассматривается как специфика психологической науки в целом, а не свойство стадии ее развития. Наличие открытого и общепризнанного кризиса в психологии, который, по Т. Куну, является важнейшим условием смены парадигм в науке, говорит в пользу того, что мы действительно имеем дело в психологии с процессами, аналогичными процессам роста и развития научного знания в более «продвинутых» областях науки. Но своеобразие психологии, как мы уже отмечали, состоит в том, что вновь появляющиеся парадигмы не приводят к уходу со сцены прежних, которые продолжают сосуществовать и развиваться параллельно с новыми, что позволяет говорить о сегодняшней стадии как поли- или мультипарадигмальной психологии. Фактически все последующие «парадигмальные упражнения» строились на критике и определенном преодолении перечисленных выше не- 116 достатков психологии сознания. Бихевиоризм вырос из попытки преодолеть субъективность ее основного метода исследования (интроспекции) и последовательно реализовать позитивистский критерий научности. При этом Дж. Уотсон обосновал отказ от использования понятия «сознание». Поведенческая парадигма в российской науке начала XX в. дала иные интерпретационные подходы к пониманию психики — не как «черного ящика», а как средства приспособления организма к среде. Психоанализ пытался изменить сам объект исследования, поставив бессознательное на место сознания. С точки зрения метода изучения здесь была принята прямо противоположная бихевиоризму позиция — не устранения исследовательских интерпретаций (и самого исследователя как воздействующего фактора в экспериментальной ситуации), а их прямое включение в способы сбора эмпирических данных о пациенте. Психоаналитик, по Фрейду, «конструирует» историю болезни'. При этом он выступает не столько в роли дешифровальщика истины о причинах невроза, сколько в роли созидателя той психологической реальности, которая заведомо предлагается в качестве истины (эдипов комплекс и другие «гипотетические конструкты»). В рамках парадигмы «познающего субъекта» специфическую направленность экспериментирования разработала гештальтпсихология. Ее методические приемы реализовывались в рамках «стимульно-реак-тивной» парадигмы, но в отличие от старой схемы психофизического эксперимента гештальтпсихология сосредоточилась на борьбе с атомизмом, провозгласив примат свойств целого над свойствами составляющих его частей. Иной тип включения активности психолога как необходимого звена в психологическом исследовании дала школа К. Левина, впервые использовавшая эксперимент в целях изучения мотивации и целевой регуляции поведения человека. При несомненной сциентистской направ- 1 Г. Айзенк в своем выступлении в 1996 г. на факультете психологии МГУ отметил при этом такую свободу в психоаналитических реконструкциях Фрейда, которая привела его (Айзенка) к необходимости выбора совсем иного пути -поведенческой психотерапии. Айзенк проехал по Европе и перепроверил все приводимые Фрейдом данные о случаях излечения пациентов (включая знаменитый случай «человека-волка»). Оказалось, что пятьдесят процентов данных из истории болезни, приводимых Фрейдом, реально не содержалось в историях болезни пациентов, а случаев излечения — как связанных с процедурой психоанализа — было и того меньше, если они вообще имели место. Такой способ познания, включивший наполовину художественную литературу, по Айзенку, не может удовлетворять критериям научности познания. 5,1. Первые научные парадигмы в психологии и признаки кризиса 117 ленности ее методология существенно изменила представление о сути психологического закона (более подробно об этом в п. 4.2.3). Феномены, продемонстрированные ее основателем и его учениками, можно наблюдать только при условии создания определенного «жизненного пласта» отношений между экспериментатором и испытуемым (уровень притязаний, динамика развития гнева, лучшее запоминание прерванных задач и т. д.). В 70-е гг. XX в. польские психологи стали обозначать подобные типы исследовательских ситуаций описательным термином «эксперимент как психологический театр». В отечественной литературе общим стало указание на специфику экспериментирования в школе Левина с точки зрения редкого сочетания теоретических гипотез и возможностей демонстрации объяснительного принципа «квазипотребности» в ситуациях поля, вызываемых к жизни именно действиями экспериментатора, активно общающегося с испытуемым и формирующего у него намерения. Французская психологическая школа и культурно-историческая психология сконцентрировали свои усилия на преодолении механистических установок психологии сознания и в целом ее ориентации на построение парадигмы психологического знания по аналогии с парадигмами естественных наук. Произошло сближение психологии с социальными и гуманитарными науками, что повлекло за собой изменение и предмета, и методов исследования. На первое место выдвинулись проблемы генезиса индивидуальной психики, отодвинув на второй план ее функциональный анализ. Психологическая теория деятельности внесла большой вклад в разработку конкретных путей перехода от социально-культурных форм существования психического к индивидуальной психике конкретного человека. Система детерминант такого перехода раскрывалась в структуре и динамике человеческой деятельности, порождающей и развивающей индивидуальное сознание. Когнитивная психология с ее компьютерной метафорой сделала значительный шаг вперед в изучении функционирования психики с помощью современных методов количественного анализа, в частности методов теории информации. Наконец, гуманистическая психология дала образцы наиболее полной и последовательной реализации гуманистической парадигмы в построении психологического знания. Однако называть психологические школы самостоятельными парадигмами не вполне правомерно. Общность целевой и методической ориентации — сциентистской и экспериментальной — позволяет говорить об общей классической парадигме применительно к разным шко- 118 Глава 5. Психология как самостоятельная наук. лам, отличавшимся в первую очередь выделенным предметом изучения и пониманием основных психологических законов. Другой, более распространенный взгляд предполагает выделение в современной психологии двух основных парадигм — естественно-научной и гуманитарной (см. главу 9). «Важным моментом является и понимание того, что в методологии разных сфер психологии — в частности, когнитивной, клинической психологии (наиболее объективной и ориентированной на данные естественных наук), психологии личности и социальной психологии (наиболее ориентированных на гуманитарное знание) — существуют как различия, так и точки соприкосновения. Таким образом, можно сказать, что сама структура психологического знания доказывает важность сочетания естественно-научных и гуманитарных подходов в исследовании и понимании психики» [Марцинковская, 2004, с. 64]. В. В. Знаков пишет о смещении к концу XX в. акцента с познавательной парадигмы исследования на экзистенциальную. Экзистенциальный подход предполагает изучение конкретных ситуаций бытия человека и целостного их понимания. Сознание и деятельность, мысли и поступки субъекта оказываются не только средствами преобразования бытия; в мире людей они выражают подлинно человеческие способы существования. В психологии эта позиция связана прежде всего с развитием субъектно-деятельностного подхода и формированием психологии человеческого бытия как относительно самостоятельно!! области психологической науки. «К основателям психологин человеческого бытия следует отнести прежде всего В. Франкла и С. Л. Рубинштейна» [Знаков, 2000, с. 92]. Далее в специальной главе мы вернемся к пока еще лишь названной проблеме кризиса в психологии. 5.2. Структура и специфика психологических теорий 5.2.1. Множественность подходов к выделению структуры Структура психологических теорий может рассматриваться в разных аспектах. Во-первых, в них можно анализировать те структурные компоненты, которые являются общими для теоретических построений в разных науках. Так, И. Лакатос выделяет в теориях их «жесткое ядро» и «защитный пояс», чему, по мнению других авторов, нужно дать более широкое определение «центр-перифирийных» отношений [Юре-вич, 2003]. В уже представленном нами подходе В. Стенина аналогом 5.2. Структура и специфика психологических теорий 119 В таком взгляде на структуры психологических теорий прослеживается апелляция к построению теоретического знания в рамках естественно-научного подхода. В гуманитарных науках, как предполагают многие авторы, в силу меньшей логической соотнесенности компонентов тео-. рии слишком велика размытость границ между центром и периферией. Это одна из причин, порождающих дискуссию о специфике теорий в гуманитарных науках и даже особом пути мышления исследователя, работающего в рамках гуманитарной парадигмы. Из дискуссии на эту тему приведем только мнение Н. И. Кузнецовой, занимающей позицию, согласно которой нет никаких оснований считать, что теоретическое мышление ученого в рамках естественно-научной и гуманитарной традиций существенно различается: «Никакой принципиальной разницы в стиле мышления — будь то теоретическая физика, теоретическая лингвистика или антропология — не было и нет. Методологические особенности различных научных дисциплин... не нарушают общих критериев научного познания, общего логического хода развития науки, хотя и должны реф-лексироваться» [Психология и новые идеалы научности, 1993, с. 26]. А. В. Юревич [Юревич, 2001, с. 12] также настаивает на «утешительном для психологии» выводе, что она не имеет сколько-нибудь принципиальных отличий от естественных наук. Противоположные утверждения часто обязаны своим происхождением неадекватному образу самой себя у психологии и приукрашенному представлению о состоянии дел в естественных науках, свойственному многим психологам в силу недостаточного знания реалий этих наук. Во-вторых, специфику психологических теорий можно рассматривать сквозь призму ряда дихотомий, определяющих их направленность в рамках собственно психологической науки. Так, выделяют теории го-меостаза, или адаптивные теории, и неадаптивные теории. Если согласно первым активность человека может быть понята только исходя из принципа стремления организма к «уравновешиванию» со средой, то в рамках вторых заведомо предполагается неадаптивная активность. Так, к теориям гомеостатического типа часто относят теорию личности К. Левина, а гуманистические теории личности или теория интеллекта Ж. Пиаже рассматривают в качестве движущей силы развития этих систем имманентное стремление к максимально напряженному состоянию. В-третьих, психологические теории можно анализировать с точки зрения общности внешних структурных элементов при разнице их психологического наполнения, т. е. разницы используе- 120 мых базисных категорий. В качестве примера используем здесь приводимую В. Петуховым трансформацию трехкомпонентной теории «Я» Джеймса. В. Джеймсом было предложено различение физического, социального и духовного «Я». Для научного же описания наблюдаемой эмпирии стремились абстрагировать природного, социального и культурного субъектов (которые, конечно, в едином человеке неразделимы). В результате триада Джеймса повторялась в новых обличьях. «Под новыми, необычными именами возникали эти субъекты в практической психологии — в знаменитой метафоре 3. Фрейда («Оно», «Я», «Сверх-Я») и популярной модели Э. Берна («Ребенок», «Взрослый», «Родитель»), образуя динамическое разнородное единство, источник мотивационных конфликтов, возможных невротических расстройств, продуктивного личностного развития» [Петухов, 1991, с. 73]. Таким образом, в трех названных теориях представлены три этапа развития одной и той же (или компонентно сходной) структурной теории, имеющей разное психологическое содержание. Подобный анализ должен, однако, соотноситься с анализом преемственности и содержания теорий. Часто анализ теоретического мира психологии проводится сегодня как генезис и преемственность идей — анализ, отличный от ис-торико-психологического контекста рассмотрения этих идей [Зинчен-ко, 2003]. 5.2.2. Теории разной степени общности Одним из направлений в методологии научного мышления стало также представление о выделении уровней теорий, или классификации теорий разной степени общности. Критериями такого выделения уровней стали различия в степени общности научных гипотез и тем самым в близости или дальности пути к эмпирической их проверке. Гипотезы как высказывания, истинность или ложность которых первоначально не известны, но могут быть установлены на основании эмпирической проверки, являются связующим звеном между «миром теорий» и «миром эмпирии». В методологии научного познания сложилось представление о трех типах теорий: верхнего, среднего и нижнего уровней. В теориях «нижнего уровня» используются объяснительные схемы, в которых понятия максимально нагружены (или загружены) эмпирически. Психологические конструкты в такого рода теориях прямо соотносятся с охватываемыми ими психологическими реалиями. И прорыв в обобщениях применительно к проверке психологических гипотез здесь минимален: эмпирически нагруженная гипотеза как частное выска- зывание соотносится с более общим высказыванием такой же направленности. Теории так называемого «среднего уровня» не прямо соотносят общие, или универсальные, высказывания о предполагаемых психологических законах с уровнем эмпирии (эмпирических данных), а позволяют выдви- Агать гипотетически мыслимые следствия, доступные эмпирической проверке и предстающие в виде экспериментальных гипотез. Теория К. Левина может быть рассмотрена как пример экспликации эмпирически наблюдаемых следствий из модели среднего уровня. Так, Левин на своих лекциях демонстрировал фильм, где девочка Ханна пыталась сесть на камень. Но этот объект был для нее столь привлекательным, что она, садясь и теряя его из виду, тут же вскакивала, чтобы вновь его рассмотреть. Две квазипотребности направляли поведение девочки: желание сесть на камень и желание не потерять его из виду. В результате она волчком вертелась вокруг камня, что для слушателей лекции было наглядным представлением борьбы мотивов в ситуации «буриданова осла» [Levin, 1926]. Конструкты «квазипотребностей» и «систем напряжений» в психологическом поле служили объяснению многообразия эмпирических закономерностей, в том числе и не наглядного характера (эффект лучшего запоминания прерванных действий, или эффект Б. В. Зейгарник). Теоретическая гипотеза о детерминации направленности поведения силами поля предполагала здесь четкий переход к эмпирической организации исследования: создания условий для проявления закономерностей регуляции психических процессов и поведения человека со стороны предполагаемых квазипотребностей, образуемых в «психологическом поле». Этот термин, в свою очередь, служил представлению гипотетического конструкта, конкретизирующего общую левиновскую формулу о том, что поведение есть функция личности и среды. Гипотетические конструкты — это объяснительный компонент в экспериментальных и других эмпирически нагруженных гипотезах, задающих объяснение устанавливаемым зависимостям исходя из положений определенной теории. Теории так называемого верхнего уровня отличаются с точки зрения отношения к их эмпирическому подкреплению. Из них, если воспользоваться терминологией К. Хольцкампа [Holzkamp, 1981], нельзя непосредственно вывести «эмпирически нагруженные» (или эмпирически загруженные) гипотезы, которые подлежат эмпирической проверке. То есть теории самой высокой степени общности не могут — в качестве их следствий — служить основой утверждений об эмпирических зависи- 122 Глава 5. Психология как самостоятельная наук мостях. Эти теории обычно являются методологическим базисом развития тех или иных психологических школ, в то время как сами по себе познавательные установки и методологические основания этих теорий не подлежат экспериментальной проверке. Используемые в них понятия имеют статус категорий, т. е. имеют максимальную степень общности. Однако психологические категории не стоит путать с философскими категориями, поскольку в философских работах они функционируют в иной системе понятий и нормативов рассуждений и, рассматриваясь в контекстах иных вопросов, приобретают и иные значения. Путь эмпирического опробывания истинности положений таких теорий более долог. Это путь опосредованной проверки — через разработку других общетеоретических положений как теорий среднего уровня, из которых уже могут быть выведены эмпирически нагруженные экспериментальные гипотезы. Итак, теории верхнего уровня предполагают разработку других теорий, отнесенность которых к своему эмпирическому базису задана в психологических понятиях, подлежащих последующей операционали-зации для их эмпирического опробования, или эмпирической проверки утверждений о тех или иных закономерностях. В психологии к таким теориям верхнего уровня можно отнести теорию деятельности А. Н. Леонтьева. Введенное в ней соотношение понятий действия и деятельности, цели и мотива специфично, т. е. структурные связи между понятиями в этой теории дают другое их наполнение, чем, например, в теории деятельности С. Л. Рубинштейна, базирующейся на той же марксистской методологии. Психологические категории задают общие контексты построения других теорий, которые включают подразумеваемые в этих концепциях теоретические принципы понимания психологической реальности. Следует учесть при этом, что используемая в качестве методологической основы категория (например, деятельности) лишь указывает направление поисков, но не определяет содержательный характер «эмпирической загруженности» проверяемых гипотез. 5.3. Психологические теории и пограничные области знания Психологами соотносятся и теории из разных областей знания — психологического и непсихологического. Так, в ориентировке на выделение основных компонентов в структуре теорий и отличий в принципах интерпретации Ф. Е. Василюком [Василюк, 2003] проведен сопоставитель- 5.3. Психологические теории и пограничные области знания 123 ный анализ бихевиористской теории Б. Скиннера и рефлекторной теории И. П. Павлова. Другой пример: в психологии принятия решений сопоставляются психологические и непсихологические модели выбора, дескриптивные и нормативные подходы к интерпретационным схемам стратегий принятия решений [Корнилова, 2003]. Такой методологический анализ обычно направлен на выделение типа психологического объяснения (по отношению к непсихологическому или редукционистскому). Можно говорить о представленности во множестве конкретных предметных областей психологического знания различных типов объяснения. И если отличия психологического от непсихологического объяснений специально рефлексировались, то разные типы психологического объяснения еще должны стать специальным предметом методологического анализа (пока в учебной литературе это поле историко-психоло-гических и общепсихологических экскурсов). Не менее важной является необходимость ограничения психологической теорией своей центральной области — как приложения разрабатываемой теоретической интерпретации к решению определенного круга проблем. В рамках большинства психологических теорий можно выделить центральное, или ядерное, звено, задающее направленность как на выделение особого предмета изучения, так и на построение гипотетического объяснения, демонстрирующего отличие этой теории от других, конкурирующих в заданной предметной области. Основные научные парадигмы в психологии характеризовались именно тем, что менялся не только объяснительный принцип теории, но и предмет изучения. Представим вслед за А. В. Юревичем [Юревич, 2003, с. 12] более подробно основные компоненты психологических теорий в структуре «центр-перифирийных отношений». Приводимая ниже таблица демонстрирует три области в построении любой теории. Это области центральная, периферическая и неявная (табл. 1). К центральным компонентам в этой схеме относены: а) общий образ психологической реальности; б) центральная категория (стоящая в центре теории); в) набор основных понятий теории; д) система отношений между ними и е) базовые утверждения. Образ центрального феномена, на объяснение которого и нацелена теория, задается центральной категорией. Такими ключевыми категориями выступили в бихевиоризме поведение, в когнитивной психологии — образ, в психоанализе — мотив. С одной стороны, ключевая категория ограничивает предмет психологического изучения, а с другой — задает интерпретацию. Для психологических теорий проблемой стало «растягивание» центральной
категории на всю психологическую реальность1. Наборы основных понятий любой теории — это категориальные тезаурусы, и вполне естественно их пересечение для ряда теорий. Однако в разных концепциях они никогда не совпадают полностью. Основные понятия подчинены центральной категории, и иерархия связей между ними задает «сетку отношений». Базовые утверждения развивают и систематизируют образ психологической реальности, заданный центральной категорией. В периферической области теорий автор различает два компонента: теоретический и эмпирический. Теоретический включает вспомогательные утверждения и систему их аргументации. Эмпирический содержит подкрепляющий теорию фактический материал или обыденные наблюдения. Эмпирия может быть «своей» и «чужой» в следующем аспекте: опытные данные получены в рамках исследований, построенных на базе этой теории или выполненных в рамках других направлений, но переинтерпретируемых в данной теории. Наконец, в область неявного знания попадает все то, что относил к личностному знанию М. Полани: это и эмоционально-личностный опыт автора, и неформализуемые положения теории, и те положения, которые собственно знанием не являются, а отражают принятые ус- тановки (и даже предрассудки) и т. д. Это знание представлено как в процессе построения научных теорий, так и входит в их содержание. А. В. Юревич специально выделяет в этой области неявного знания надличностный компонент, отражающий «специфическое групповое знание», коллективные эмоции (например, неприязнь к противникам своей теории), образцы поведения, принятые в той или иной группе. Таким образом, намеченная в таблице схема представляет вариант общего подхода к анализу любой психологической теории. Не будем пока рассматривать вопрос о том, насколько возможно такое формальное рассмотрение вне учета содержательных различий в построении психологических теорий. Пока эта схема задана автором на уровне примеров к отдельным ее пунктам. Но владение ею может существенно помочь в методологической рефлексии конкретных теорий. 5.4. Практика в противопоставлении психологической теории Наряду с психофизической проблемой (наследием картезианства) и психофизиологической (как постановки вопроса о соотношении психики и деятельности мозга) сегодня в методологии психологии обсуждается третья — психогностическая проблема. Она стала следствием формулировки вопроса о связи объекта, предмета и метода исследования в психологии. Рассматривая психогностическую проблему, М. Г. Ярошевский и А. В. Петровский выделяют два вида редукционизма:
В психологии борются две объяснительные тенденции: если для идеализма «объект существует не иначе как в формах деятельности познающего его субъекта», то для материализма «чувственный опыт, его преобразование в рациональные "сценарии" гнозиса возможен только потому, что независимая от этого опыта и этих форм действительность (природная и социальная) служит основой ее воссоздания (согласно диалектическому материализму — активного отражения) в том, что конституирует психику» [Петровский, Ярошевский, 2003, с. 510]. 126 Глава 5. Психология как самостоятельная наука Такая постановка проблемы объективного знания в психологии сегодня уступает место другому противопоставлению, складывающемуся при методологическом осмыслении основ профессиональной деятельности психолога, на которых строятся психотехнические практики. Метод исследования может задавать объект изучения — такая позиция может следовать из анализа сути психотехнических практик. Так, методы психологического консультирования, психотренинга и другие сферы оказания психологической помощи людям предполагают, что цель психолога в них — не исследовательская, а прагматическая: оказание помощи. Объект же конструируется совместно психологом и другим человеком, который не выполняет уже роли испытуемого, а становится клиентом. Психологические теории не обеспечивают полностью запросов психологической практики. И Психологическая практика начинает «под-питываться» сегодня такими способами построения психологического знания, которые возрождают постулат непосредственности — как непосредственной данности психологического знания — или основываются на всякого рода иррациональных построениях. Наконец, в качестве призыва к новой методологии звучит обоснование противоположного пути — отказ от психологической теории на основе того, что «нет ничего теоретичнее хорошей практики» [Василюк, 2003]. Тем самым пути построения психологического знания начинают обсуждаться не в контексте его научности, а в связи с апелляцией к расхождению между методологией теории и практики в психологии и возможности его получения и использования непосредственно в практической ситуации. В качестве методологической проблемы здесь важно следующее: изменение классической парадигмы в сторону неклассической в связи с принятием идеи изменяемости изучаемого объекта усилиями познающего субъекта (и тем более сознательно оказывающего в психотерапии на него то или иное воздействие). Развитие теории психологического эксперимента, с одной стороны, и методологическое обоснование специфики ситуации взаимодействия в практике оказания человеку психологической помощи — с другой, продемонстрировали такую их общую направленность, как понимание зависимости эмпирических данных или результата профессиональной деятельности психолога от общения этих двух (или более) людей. Сегодня как академические исследователи, так и психологи, ориентированные на практику психологической помощи, не говорят о психологической реальности как независимой от исследовательской позиции. Но развитие этих положений идет по разным путям. 5.4. Практика в противопоставлении психологической теории 127 В исследовательской практике — как пути опытной проверки научных гипотез — это представлено обсуждением следующих проблем:
В постановке и решении указанных проблем можно видеть проявление присущей современному психологическому знанию ориентировки на неклассическую стадию развития наук. Применительно к экспериментальному методу наиболее последовательную позицию в рассмотрении исследовательских гипотез как «правдоподобных», но никогда полностью не воспроизводящих «истинную реальность» занимает концепция критического реализма К. Поппера, на которой мы останавливались ранее (глава 2). В данном случае нам важно следующее: введение принципа критического размышления предполагает необходимость учета экспериментатором того, что в исследуемой психологической реальности задано вводимыми им про- 128 Глава 5. Психология как самостоятельная наука цедурами (измерения, вмешательства в изучаемый процесс), а что может реконструироваться как свойства самой этой реальности. Обобщения на другие ситуации, виды деятельности субъекта и т. д. прямо связаны с решением вопросов о степени зависимости эмпирического результата исследования от реализованных форм экспериментального контроля. То, что возможна неполнота описания, что введение неучтенных параметров может видоизменить устанавливаемые закономерности, что вне учета индивидуального и социального контекста результаты (как установленные эмпирические закономерности) могут обладать низкой прогностичностью — эти и другие проблемы научного описания изучаемых явлений и процессов являются общими для любого научного познания. Но именно в психологии стали возникать теории, изначально ориентирующиеся на контекст взаимодействия между людьми — в ситуациях «взрослый — ребенок», «психотерапевт — клиент», «экспериментатор — испытуемый», — как раздвигающие рамки исключительно познавательного подхода в построении психологических знаний. В монографии Ф. Е. Василюка наиболее полно представлено методологическое осмысление перестройки психологии на пути совместной выработки знания о человеке им самим в ситуации взаимодействия с психотерапевтом [Василюк, 2003]. Этот путь наиболее адекватен той психологии переживаний, которую строит автор. Им последовательно выдержано соединение в единую перспективу психологии на пути приверженности гуманистическому идеалу и полной замены исследовательской ситуации как якобы естественно-научной на иной тип — ситуацию общения, в которой и психолог, и субъект равноправны в движении по общему пути. Автор подытоживает различия между академической и психотехнической теориями, правомерно указывая ссылкой на В. С. Степина возможность отнести психотехническое познание к постнеклассиче-скому типу (об этом в учебном пособии говорится в главе 2). Поскольку и научная психология, и психотехническая теория явно не едины, речь по существу идет о противопоставлении академической психологии вообще и психотехнических практик как разных парадигм организации психологического знания в частности. Результаты проведенного сопоставительного анализа, сведенные в схему, могут в некоторых аспектах приниматься как не вызывающие сомнений, устоявшиеся отличия (например, «предмет и метод», «центральный предмет»). Но многие критерии различий полагаемых парадигм (академической и психотехнической) явно могут обсуждаться как спорные. 5.4. Практика в противопоставлении психологической теории 129 Итак, рассматриваемая авторская позиция противопоставляет гно-сеологизму академической психологии философию практики. В ней обосновывается необходимость такой центральной категории для новой психологии, которая соответствовала бы психотехническому методу. Эту роль и выполняет категория переживания «как особая деятельность человека по преодолению критических жизненных ситуаций». Не будем вместо автора пытаться помещать ее в ту его схему, которая построена для иных базовых категорий, а также ловить его на схизисе предмета, для которого разделительной чертой выступают критические ситуации (значит, все другое заведомо отдано на откуп академическим изысканиям). Сейчас важно другое: конструктивные и объяснительные принципы не могут следовать из самой практики. Это старая проблема индуктивного вывода: эмпирия не указывает, что в ней следует обобщать. А переход к теоретическим обобщениям, согласно схеме В. Давыдова [Давыдов, 1972], необходимо предполагает мыслительную деятельность, вынесенную за рамки критериев организации знания, диктуемой эмпирическими обобщениями. Далее, не всякая система обобщений может претендовать на статус теории или философии. Можно сказать, что в данном автором обосновании понятие «философии практики» использует житейский и мировоззренческий аспекты понятия философии как некоторой системы взглядов. Кроме того, идет ли построение концепции дедуктивным или индуктивным путем — это не определяет качество содержательных гипотез, которые выступают результатом мыслительной работы психолога по обоснованию используемых им принципов и категорий. Исследовательская практика — это тоже практика, ее различие с психотерапевтической практикой существенно, но ни в том ни в другом случае не меняется последовательность рассуждений «практика — теория — практика». Изменение касается только исторического аспекта логики становления гипотез и их проверки, где можно представить и иную связь: теория — практика — теория. Важно учитывать, что, как считал Л. С. Выготский, именно требования практики приведут к перестройке основ психологии. Но сама психологическая практика может пониматься по-разному — как практика научного исследования и как психотехническая, как «критерий истины» и как способы высвобождения «специфически человеческих возможностей». Исторической справедливости ради следует указать, что категория переживания впервые была предложена в качестве центральной (ключевой) в отечественной психологии Б. М. Тепловым (1896-1965). Ло- гика развитая психологической науки, потребовавшая изменения понятий и методов при переходе от изучения элементарных психических функций к высшим, историко-культурно обусловленным, с одной стороны, и преодоления дильтеевской дихотомии двух психологии (см. главу 9) — с другой, реализовалась, по словам М. Ярошевского, независимо друг от друга, Выготским и Тепловым1. Готовя рецензию на «Общие основы психологии» С. Л. Рубинштейна, Теплов отметил, что вводимое дискуссионное понятие «переживание» там не определяется. И последующие многолетние усилия позволили ему выделить переживание именно в качестве психологической единицы. В концепции Теплова переживание выступило способностью, являющейся условием успешной деятельности (безотносительно к рефлексии о ней субъекта) и целостным образованием, которое детерминировано внутренними формами культурно-исторических ценностей. Внутренний мир субъекта при таком подходе выступал миром духовной психической жизни, а переживание можно понимать как особую форму невербального знания. Как и Выготский, Теплов не считал адекватными для изучения культурно-исторически обусловленных форм психики приемы вчувствования, интуитивного понимания и т. п. Он предполагал возможность распространения на внутренние формы переживания (которые сродни объективно-духовным ценностям и смыслам) общенаучных — исследовательских — методов изучения психологической реальности. Таким образом, применительно к психологии переживания связь в понимании предмета и метода изучения не была таковой, которая постулируется сегодня (как само собой разумеющийся отказ от исследовательских — экспериментального, генетического и т. д. — методов в психологии). Наличие в арсенале современных психологических средств психотехнических практик не отменяет того типа экспериментального исследования, в котором предположительно приоткрывается неочевидная до этого взаимодействия (исследователь — объект, а в данном случае это субъект — субъект), но все же реально существующая (имеющая онтологический статус, по Пиаже) психическая регуляция любых форм актив- 5.4. Практика в противопоставлении психологической теории 131 ности человека. Например, тот факт, что особенности интеллектуальных стратегий субъекта обнаруживаются в психологическом исследовании, не означает, что субъект не реализует этих стратегий вне экспериментальной ситуации. В психологическом исследовании это также извечная проблема переноса установленных закономерностей, или обобщений, за пределы экспериментальной ситуации. Но она довольно успешно решается путем обсуждения разных видов валидности исследования. Совсем иным образом предстает практика психологического консультирования как реконструкции реальности взаимодействия психолога с клиентом, где оба предположительно изменяются в его процессе и результате. Это иной тип субъект-субъектного взаимодействия, чем в ситуации эксперимента или той или иной измерительной процедуры. В психотерапевтической практике исследовательский метод уступает место психотехническому, «созидающему пространство психотехнической работы-с-объектом» [Василюк, 1992, с. 27]. В этой работе осуществляется реальная психологическая помощь нуждающимся в ней живым людям, на что не оказывалась якобы способной академическая наука. Можно было бы говорить о том, что исследовательская практика как поставщик знания не может отвечать за использование этого знания в практических целях. Можно было бы апеллировать к разноуровнево-сти этих задач, приведя, например, такую простую аналогию. Раскрытие физического закона всемирного тяготения опосредствовано иным методом как способом познавательного отношения к действительности, чем разработка тележки на колесиках, которая помогает пенсионеру справляться с действием этого закона при переносе тяжестей. Но роль субъектного взаимодействия в психотехнических практиках действительно иная. И дело не только в том, что оба субъекта меняются, а в том, что гуманистическая позиция помощи может иной раз заслонять роль исследовательской позиции психолога. Участники этого взаимодействия неравноправны именно потому, что нуждающийся в помощи ожидает ее как помощь посредством реализуемых психологом знаний, иначе он обратился бы к колдуну, магу и т. п. Именно изменение в соотношении теории и метода происходит при психотехническом взаимодействии, и осознание этого направляет наметившую методологическую рефлексию роли психологической практики [Василюк, 2003; Карицкий, 2002]. Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии 6.1. Постановка проблемы кризиса в психологии 6.1.1. От понятия кризиса к пониманию психологии как мультипарадигмальной науки После представления возможных направлений анализа психологических теорий, системы методов и начальных представлений о принципе детерминизма мы можем вернуться к постановке вопроса о разных психологиях в другом контексте — связаны ли прямо содержание психологической теории и метод реконструкции психологической реальности? Ответ должен быть скорее отрицательным. Во-первых, многие теории развивались, используя разные методы получения эмпирических данных и формулируя разные типы гипотез, в свою очередь предполагавших разные пути их проверки, т. е. разную методологию исследования. Сам факт выдвижения экспериментальной психологии в самостоятельную дисциплину был связан не с введением нового предмета психологии, а с переосмыслением способов постановки и решения вопросов об организации теоретико-эмпирического исследования применительно к разным теориям. И разные психологические направления использовали экспериментальный метод в той мере, в какой могли применить заданное в его основе понимание условий реализации каузального вывода к изучаемой психологической реальности или к ее конструированию. Во-вторых, та теоретико-эмпирическая область занятий психологией, которая первоначально могла быть охвачена едиными рамками психологии сознания, в начале XX в. уже перестала быть единой, и различия стали носить именно методологический характер — разницы в понимании и предмета, и способа получения эмпирических данных, и способов построения психологических интерпретаций. Если бы к тому времени уже сложилось понятие парадигмы, можно было бы кон- g.1. Постановка проблемы кризиса в психологии 133 статировать различие нарождающихся и сосуществующих парадигм в психологии. Но в истории развития и наук, и методологии проблемы и понятия оформляются не в одно и то же время1. В 1910-1930-е гг. XX в. в психологии прозвучало и получило разные интерпретации понятие кризиса. Однако истоки его можно найти раньше. При этом можно указывать разную степень общности понятия — кризис психологии сознания или кризис психологии вообще, отношения к временному аспекту — кризис как временное явление (этап, стадия) или перманентный, степень проявления — открытый или стертый, отношения к методу или предмету — кризис экспериментальной психологии или любой психологии, ставящей задачу научного изучения психологической реальности. 0 кризисе в психологии стали говорить задолго до того, как она встала Приведем краткую историческую справку. Н. Н. Ланге (1858-1921) в 1914 г. наметил такой критерий кризис 134 Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии kj. Постановка проблемы кризиса в психологии 135 и школам, что уже трудно было согласиться с тем, что психология — это общее название или единая область знаний. Впервые понятие кризиса, задавшее происходящему определенное толкование (кризис — это то, что нужно преодолевать), прозвучало в работе немецкого, а впоследствии американского психолога Карла Бю-лера (1879-1963), рассмотревшего проблему несовместимости посылок трех сложившихся направлений в выделении предмета психологии и методов исследования — психология сознания в варианте вюрцбурж-ской школы, с которой он начинал, гештальтпсихология, принципы которой он применил в изучении языка, и бихевиоризм. Одним из аспектов его характеристики сразу стало указание на редукцию предмета психологического анализа в разных школах. Наиболее последовательным был бихевиоризм с его двучленной схемой «стимул—реакция». Проблема реактивного подхода к регуляции поведения многократно обсуждалась в истории и методологии психологии. Отличием бюлеровского анализа стало предложение ограничивать, но сочетать компетентность разных школ, не отказываясь от достижений ни одной из них. С. Л. Рубинштейн в работе 1934 г. также обсудил проблему кризиса в контексте борьбы психологических школ. Он не считал возможным тот «синтез» разных психологии как дополняющих друг друга аспектов, который предлагал Бюлер, в силу несовместимости субъективной идеалистической концепции сознания и «механистической концепции человеческой деятельности». Однако другая отечественная работа стала основной точкой отсчета в методологическом представлении кризиса психологии, и именно к ней так или иначе возвращают все методологические поиски выхода из кризиса. Наиболее полно проблема кризиса была методологически осмыслена Л. С. Выготским в его рукописи 1927 г. (по другим данным, это еще более ранний период— зима 1925 г., 1926г. [Выгодская, Лифанова, 1996]) «Исторический смысл психологического кризиса». Там же была высказана идея о возможности общепсихологической теории не на пути сочетания преимуществ разных школ, а на основе принципиально новой методологии — марксистской. Новым в подходе к построению общепсихологической теории к этому времени в отечественной психологии стало это осознанное требование — перестройки ее основ с целью создания «последовательно материалистической психологии». Выготский считал неправильной точку зрения Ланге о том, что кризис начался с падения ассоцианизма, поскольку ассоцианизм не был единственной платформой в психологии. Не являлось для него ведущим Признаком и оформление разных психологических школ с выделением на первый план тех или иных психологических категорий. Он выделил следующий основной признак кризиса — различие двух основных методологических платформ в психологии, задающее дихотомии низших и высших психических явлений и различие методов — аналитического (научного, косвенного) и феноменологического (с принятием постулата непосредственности). «Кризис поставил на очередь разделение двух психологии через создание методологии. Каково оно будет — зависит от внешних факторов» [Выготский, 1982а, с. 422]. Методологическим основанием кризиса выступила старая картезианская дихотомия, которая развела по разным этажам закономерности душевной жизни (с принятием идеалистической платформы для культурно обусловленных высших сфер психического) и простых психических явлений, к которым применима идея материалистической детерминации. Как писал М. Г. Ярошевский, кризис выступил теперь «не только как кризис картезианской интроспективной концепции сознания... но и как кризис неотъемлемой от нее картезианской трактовки детерминизма» [Ярошевский, 1984, с. 335]. Длительная дискуссия о соотношении психологии и марксизма В отечественной психологии была завершена. Направленность на разработку материалистического и диалектического подхода, казалось бы, однозначно предполагала принятие естественно-научной парадигмы как единственной. Собственно, программное заявление Выготского так и звучало — отвоевать у идеалистической психологии ту область — высших форм психики, — которая до сих пор осмысливалась только метафизически (т. е. не в рамках науки). Ответ на вопрос, возможна ли психология как наука (или же она может быть только прикладной метафизикой), решался на основе новой методологии. Но решение проблемы нового подхода включило в качестве «естественного», а не только идеологического посыла обращение к культурно-историческому принципу как основанию построения общепсихологической теории. В дальнейшем мы рассмотрим проблему критериев кризиса, как она была представлена у Л. С. Выготского, а позже так, как она прочитывается сегодня. Но прежде чем перейти к этому, укажем еще две проблемы, имманентно связанные с темами понимания причинности и кризиса в психологии. Это, во-первых, проблема, получившая название «постулата непосредственности», которая наиболее четко прописана Д. Н. Узнадзе (1886-1950) [Узнадзе, 1966]. Во-вторых, это проблема выделения специфики высших психических функций. В общей постановке проблемы кризиса 136 Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии они прозвучали также как необходимость разработки косвенного метода1 изучения психики человека. Первыми признаками разграничения двух психологии, занимающихся высшими и низшими функциями, стали выделение Вундтом «психологии народов» (в противопоставлении исторической психологии и той, которая связывалась с развитием экспериментальной интроспекции) и «психологии духа» Шпрангером (в противовес физиологической психологии). В работе 1940 г. «Философские корни экспериментальной психологии» С. Л. Рубинштейн связывает истоки кризиса именно с Вундтом, поставившим на рельсы экспериментального изучения элементарные психофизические функции, что проявило основную проблему картезианской и локковской концепций сознания: невозможность включения исторического или генетического аспектов в научное познание. Эти аспекты Рубинштейн связал с проблемой сознания в его отношении к деятельности, дав свое понимание преодоления постулата непосредственности (но не с позиций культурно-исторического подхода). В работе грузинского психолога и философа Узнадзе, автора концепции установки, постулат непосредственности рассмотрен как одна из догматических предпосылок традиционной психологии (традиционной в его понимании — значит от ассоцианистской до персоналистической). Его принятие означало, что полагание непосредственной связи между причинами и следствиями в физическом мире при развитии психологической науки было переосмыслено как непосредственность связи между психическими явлениями. Сначала это была связь ассоциаций, затем в гештальпсихологии связь сложных переживаний (объединений, гештальтов) с содержанием парциальных процессов, в теории В. Штерна — это связь психических процессов, регулируемых персоной. Как в рамках решения проблемы психофизического параллелизма, так и в рамках решения поставленной Декартом проблемы с позиции взаимодействия (между явлениями психическими и физическими) оставался неизменным принцип непосредственного характера связи — принцип «замкнутой каузальности». Далее мы покажем, как были намечены пути преодоления двучленной парадигмы в концепции деятельности А. Н. Леонтьева и в теории С. Л. Рубинштейна. Но сначала резюмируем основные признаки кризиса. 137 16.1. Постановка проблемы кризиса в психологии 6.1.2. Основные признаки кризиса Следующие характеристики выступают определяющими состояние кризиса в современной психологии: отсутствие общепсихологической теории, продолжающиеся попытки определения предмета психологии, а также проблема адекватного метода исследования. Ряд других, часть из которых будет названа, следует рассматривать скорее как следствия, а не причины кризиса. Согласно основополагающей идее работы Выготского [Выготский, 1982а], основной смысл кризиса заключался в существовании двух взаимоисключающих наук о психическом — материалистической (естественно-научной) и спиритуалистической. Причем, по Выготскому, интересам практики служит именно первая. Соглашение между этими двумя путями невозможно. И любое направление, претендующее на третью позицию (здесь Выготским проанализированы гештальтпси-хология и персонализм В. Штерна), на самом деле реализуется в русле материалистической или идеалистической направленности методологии (последнюю он называет также метафизической). Несовпадение научного познания и непосредственного восприятия — другой аспект кризиса. Идеалистическая психология пытается изучать сознание прямыми методами; такая эмпирическая психология насквозь субъективна и в этом смысле метафизична. Рефлексология и бихевиоризм, изучавшие поведение без психики, хотя и следовали объективному методу, но допускали противоположную ошибку, теряя доступ к высшим формам психики. Гештальтпсихология, теряя специфическое содержание психического (законы гештальта общи и для живой, и для неживой природы), также не может претендовать на роль общепсихологической концепции. Основанием разделения именно двух психологии (а не их множества) служит, по Выготскому, также различие между двумя основными методами (табл. 2). Разделявшиеся Выготским взгляды, что сущностное познание основывается на интуиции, а аналитическое — на индукции, были потом переосмыслены применительно к научному методу как в исследованиях Поппера (об обобщении на основе гипотетико-дедуктивного метода), так и Левина. В годы написания соответствующей работы Выготским этих работ Левина и Поппера еще не было (они вышли в 1931 г. и 1934 г.). Но критическое прочтение этого фрагмента не оставляет сомнения в основной схваченной линии демаркации в отношении различения научного и ненаучного методов. 138 Глава 6. Кризис в психологии и поиск общей методологии 6.1. Постановка проблемы кризиса в психологии 139 Таблица 2. Различия методов двух психологии (как основания деления психологии на научную и метафизическую в терминологии Выготского)
Аналитическая основа естественно-научного познания и его направленность на получение достоверного знания о реальности стали для автора работы аргументами принятия позиции перестройки психологии в сторону соответствующей сциентистской направленности. Как покажут представленные в главе 8 материалы дискуссии 1993 г., это сейчас рассматривается с точки зрения несоответствия заявленной программы и реализованной в культурно-исторической концепции ее основной идее опосредствования. Но важно учитывать, что именно резкое неприятие всякого рода мистицизма, а не противопоставление естественно-научной и гуманитарной парадигмы (не существовавших тогда в качестве методологических концептов) связывалось Выготским с научным познанием в психологии. В рамках культурно-исторической школы оно реализовалось как одновременно исторический и генетический подходы к пониманию социокультурной обусловленности высших психических функций и психики человека в целом. Ненаучные подходы — как иррациональные — связаны не с выделяемым предметом (высшие, специфически человеческие проявления психики), а с апелляцией к принципиально иному пути познания, предполагающему непосредственную данность психологического знания (познающему сознанию) либо проникновению в сущностные — как недоступные опытному пути и лишь умопостигаемые — идеи. В сегодняшней психологии выделение в качестве психических феноменов таких, которыми можно только проникаться, но никак не изучать их, вновь возвращает проблематику метафизической психологии, только теперь уже как «практической», но, главное, по-прежнему иррациональной. И с разного рода иррациональными течениями предлага- ют интегрироваться научной психологии (см. материалы Ярославского семинара [2003]). В. П. Зинченко и А. В. Юревич видят в таких явлениях, как вторжение иррационализма в научное познание и всякого рода «ведьмачество» вокруг психологии (речь идет о заведомо спиритуалистических подходах), характеристику современного состояния психологической науки как «кризиса». Другой вопрос заключается в том, что современное понимание высшего как духовного становится предпосылкой возрождения философии психологии (в ином статусе, чем метафизика, о которой писал Выготский). Общепсихологическая методология, как мы покажем далее, была реализована в отечественной психологии, хотя и не в единственном варианте. Но культурно-историческая психология не стала ведущей, хотя и рассматривается исторически и содержательно как предпосылка завоевавшего потом основные методологические позиции деятель-ностного подхода (в варианте культурно-деятельностного подхода, или школы Выготского — Леонтьева — Лурии). В этом пособии нет возможности остановиться на социальных предпосылках соответствующих поворотов в отечественной психологии. Связь социальной ситуации с собственной логикой развития психологии рассматривается Т. Марцинковской [Марцинковская, 2004] как породившая сегодня обратную ситуацию — необходимости модификации естественно-научной психологии с поиском нового объективного метода изучения психики, предполагающей перестройку самой классической науки. Методология, которая поможет переосмыслить принцип активности (при доминировавшем принципе отражения), связать воедино поиски теоретических и практических усилий психологов, а главное — признать равнозначность для фундаментальной науки областей, выделявшихся традиционно как непосредственные (низшие) и опосредствованные (высшие) психологические явления, должна реализо-вываться на пути междисциплинарных исследований. Р. Стернберг и Е. Григоренко [Sternberg, Grigorenko, 2001] констатировали кризис в современной психологии, выделив следующие его характеристики: сужение поля эмпирических исследований как следствие узости любого метода; изоляция подходов, использующих размытый язык, когда под одними и теми же терминами мыслят разные реалии; невозможность объединения разнородных психологических знаний в единую целостную систему. Ими был использован следующий пример: тактильное восприятие слепым разных частей такого животного, как слон, приводит к тому, что часть воспринимается как Целое. Согласно предложенной авторами метафоре, современная пси- 140 Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии хология в силу дробления своих исследовательских усилий воспроизводит что угодно, только не то целое, что соответствует понятию психологии (как невидимого слона). Дезадаптивная направленность усилий различных школ заключается в том, что они дублируют усилия и не стремятся к их объединению. Не может привести к интеграции и упование на один метод. Авторы отмечают, что ни один метод в психологии не разрабатывался как общий и не может стать общим для решения разных проблем. Междисциплинарные исследования разных специалистов, направленные на решение одной проблемы, — вот предлагаемый ими путь движения к единой психологии. М. Коул через 70 лет после работы Выготского писал также о двух парадигмах в психологии, которые он называет «путь науки» и «путь истории и культуры». Формирование третьего пути и на его основе единой психологии видится им в объединении двух мировоззрений, «связанных с природной и культурной составляющими системы В. Вундта, в едином научном подходе» [Коул, 1997, с. 362]. Таким образом, возможность третьего пути продолжает обсуждаться в связи с проблемой преодоления кризиса как размежевания предметов двух психологии (натуральных и культурно обусловленных процессов), но не тех двух психологии, которые имел в виду Выготский (материалистической и идеалистической). «Дилемма «естествознание — философия» во многом определяет границы методологического самоопределения всех научных школ в психологии» [Марцинковская, 2004, с. 70]. Но на этой же странице автор говорит о том, что выбор марксизма позволил отойти от позитивистской трактовки принципов естественных наук. В какой степени марксизм является необходимой предпосылкой деятельностного подхода в психологии, мы обсудим (вслед за Лекторским) позже. Сейчас же важно подчеркнуть, что другая проблема в разведении натуральных и высших психических функций имелась в виду Выготским при постановке проблемы кризиса — отрицание не философских основ в методологии психологии вообще, а иррациональных подходов как основы метода (названных им метафизикой). Другой аспект современного состояния кризиса — тот, о котором Выготский в свое время не мог писать. Это переосмысление возможностей деятельностной парадигмы как преодолевающей непосредственный путь познания психического. Связанная именно с методологией марксизма, деятельностная концепция повторяет во многом путь естественно-научно ориентированной психологии — ее стремятся отбросить или Еб.1. Постановка проблемы кризиса в психологии 141 заменить герменевтической психологией. Но сегодня это уже звучит как переосмысление возможностей концепции Выготского в том числе и в контексте другой, не марксистской методологии [Брунер, 2001]. Таким образом, те критерии кризиса психологии, о которых писал Л. С. Выготский, современными авторами заменяются другими их трактовками и даже другими проблемами. Выделение историко-психологи-ческого аспекта именно в этом вопросе чрезвычайно важно; он отличен от такого аспекта, как обсуждение потенциала коммуникативной методологии, которая связывается сегодня с культурно-исторической концепцией. Легализация ориентировки на разные типы рациональности, связанные с разными метадигмами, — другое направление формирования единого пространства психологии, во внутренних противоречиях которой отражаются различные подходы как метадигмы получения знания [Юре-вич, 1999]. Это методологическое направление принципиально отличается от методологии, связанной с поиском единого методологического основания для единой общепсихологической теории. Метадигмы — когнитивные системы, или мировоззренческие картины мира, опирающиеся на разные типы построения знания (западная наука, восточная наука, парапсихология, религия). Этим же автором отстаивается позиция, согласно которой кризис психологии — это не только кризис «традиционной естественно-науч-ности» (обратим внимание, что речь идет уже не о том кризисе психологии, который у Выготского был связан с различием методологических подходов к изучению низших и высших форм психического), но также и кризис взаимоотношений психологии с обществом. Образование двух социодигм — психологических сообществ, занятых преимущественно академической или практической психологией, — также является одним из проявлений этого социального аспекта современной стадии кризиса. И дело уже не в развитии когнитивных оснований науки, а в нормализации социальной составляющей пути ее развития. Возможны противоположные оценки такой особенности проходимого психологией пути, как дифференциация, «разведение по этажам и закоулкам» ее общих (общепсихологических) проблем. Выготский писал, что «кризис не только разрушителен, но и благотворен» [Выготский, 1982а, с. 373]. В каждом отдельном направлении психология достигает определенного прогресса. Поэтому нельзя понимать кризис как стагнацию. Однако к стагнации может приводить недостаточное осознавание Движущих сил кризиса, связанных с ним противоречий в построении психологического знания и путей выхода из него. Мы не будем дальше
Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии рассматривать эти пути, поскольку это потребовало бы более полного очерчивания проблемы предмета психологии. В избранной же нами стратегии мы пытались обойти эту проблему с тем, чтобы выделить, насколько это возможно, другие аспекты методологической проблематики. Отсутствие общепринятого предмета психологии не мешает ей развиваться в контекстах разных школ и направлений, включающих совершенно различные аспекты психологической реальности в сферу исследований. Что должно выступать общим предметом изучения в психологии — предмет продолжающихся споров. Это, в частности, дискуссии о том, что может быть вычленено в качестве той далее неразложимой единицы, в которой сфокусированы все признаки психического или тем или иным образом понятого предмета (в том числе и взаимодействие психолога с человеком, которому он помогает «осуществиться»). Это также проблема категорий как психологических конструктов, охватывающих сущностные характеристики бытия человека в мире или базовые свойства психического отражения и психической регуляции. Это также рефлексия дальнейших путей развития психологии на новых этапах становления науки, с соответствующим изменением критериев научности и представлений об основных методах психологии. Выступивший в рамках дискуссии 1993 г. В. П. Зинченко заострил проблему кризиса психологии, предложив более сильный термин катастрофы. Он подчеркнул катастрофичность последствий тех переломов, которые характеризовали развитие именно отечественной психологии — идеологические заказы, партийные постановления, павловская и прочие сессии, на которых психологии вновь и вновь приходилось отстаивать свой предмет и право не называться буржуазной наукой. Он же отметил и то общее направление, в отношении которого существует несомненная преемственность в школе Выготского—Лурии—Леонтьева — идея опосредствования, позволяющая перейти к трехчленной схеме детерминации, преодолевающей картезианское наследие. Отечественными психологами предпринимались определенные усилия по развитию отдельных направлений в преодолении кризиса. Так, чрезвычайно популярной стала идея Выготского о выделении таких единиц для общепсихологического анализа, в которых не терялась бы специфика изучаемого феномена. Развитие идеи о соотношении внешней и внутренней, структуры деятельности реализовывалось в поиске таких их индикаторов, для которых психологические механизмы регуляции могли бы рассматриваться как разноуровневые и внешнее — модельное — представление процессов, например в ходе микроструктурного анализа, соответствовало не фенотипическим, а генетическим основа- 6.1. Постановка проблемы кризиса в психологии 143 ииям их членения [Зинченко, Смирнов, 1983]. Другим направлением непрекращающихся поисков является вопрос о предмете психологии, выдвинувшийся в постсоветский период, когда ориентировка на марксистскую методологию перестала быть единственно возможной, в качестве самостоятельной проблемы методологических дискуссий. Но и в этот и в другие периоды развития отечественной психологии идеи культурно-исторического подхода, сегодня представляющие скорее культур-но-деятельностный подход, не были единственным ориентиром в построении общепсихологических теорий. В то же время за рубежом спрос на единую общепсихологическую методологию все более связывался с этим подходом теми психологами, кто искал основания перехода к изучению психических образований — социокультурно-деятельностных — на высших уровнях психологической регуляции. Венгерские психологи Л. Гараи и М. Кечке в своей статье 1996 г. указали в качестве одного из современных признаков кризиса на попытку отказаться от естественнонаучно ориентированной психологии, триуфм которой приходился на 1970-е гг., в пользу герменевтически ориентированной. Они сочли настоящим бедствием для психологии разделение ее на две «полунауки» (при дополнении недостаточности одной из них логикой рассуждений, взятой из другой). Ни позитивизм как основа естественно-научного подхода, ни герменевтика как основа исторического познания не могут служить методологией единой психологи — для этого нужна единая теоретическая база, которая имела бы схожие объяснительные возможности для разных областей психологии. Обращение к теории Выготского обосновано именно наличием в ней единой методологической платформы, на которой психология найдет «излечение от своей шизофрении». Так кратко можно очертить направления обсуждения кризиса в психологии сегодня. Однако вернемся к работе Выготского и ее идее: необходима единая общепсихологическая концепция. Признаками этой общепсихологической концепции должны выступить общность объяснительного принципа для высших и низших форм психики, а также разработка объективного и косвенного метода, который позволит идти к научным реконструкциям психики. Для этого необходимо полагаться как на разработку теории, так и на соответствующую новой методологии психологическую практику (в первую очередь исследовательскую, но на самом деле единую, как сегодня можно сказать, для разных социодигм). Исторически менялось то основное — кризисное, — что предполагалось преодолевать (вместе с преодолением самого кризиса). Но такие основные проблемы, как проблема единой теории, специфика предмета 144 психологической науки, единиц анализа психики, метода, адекватного предмету изучения, продолжают обсуждаться. И это обсуждение становится иным — связанным с осмыслением разных парадигм (а не только разных теорий) в современной психологии. Другой поворот темы кризиса — осмысление позиции Л. С. Выготского в контексте понимания им метафизических оснований психологии на определенном историческом этапе становления психологической науки. 6.1.3. Кризисная или мультипарадигмальная наука? (Резюме) Итак, понятие кризиса относят либо к началу XX в. (1910-1930-е гг.), когда на место единой ассоциативной психологии пришло «множество психологии» — со своими предметами и методами, со своими теориями и видами практического приложения психологических знаний, либо к ее постоянному состоянию, напоминающему хроническую болезнь и продолжающемуся по настоящее время. Именно отсутствие единой парадигмы в психологии вызывает перманентные дискуссии о том, находится ли она в кризисе или еще не доросла до стадии «нормальной» науки. В современных отечественных методологических работах состояние психологической науки оценивается и как допарадигмальное (единая парадигма еще не выработана), и как мулътипарадигмалъное. Последнее предполагает принципиальную множественность психологических концепций в силу многоуровневости психического и несводимости всех психологических реалий к описанию в рамках какого-то одного объяснительного принципа. Но понятие кризиса продолжает использоваться, поскольку за ним стоит неудовлетворенность отсутствием единой общепсихологической теории. При этом трудно подытожить перечень всех возможных парадигм, сложившихся в психологии. В следующей главе мы назовем лишь некоторые из них. И практически в каждой парадигме психология осуществляла приобретения на пути уточнения тех аспектов своего предмета и метода изучения, которые не могли быть охвачены рамками другой (предыдущей или дискутирующей с ней). Смена парадигм обычно понимается как показатель развития науки, а не ее стагнации. С этой точки зрения замена понятия кризиса в психологии на понятие множественности парадигм — не столько дань моде, сколько использование оценочного критерия, означающего в данном случае признание явно прогрессивного движения психологической науки [Смирнов С. Д., 2005]. В ставшей классической работе Л. С. Выготского предполагалось, что в качестве характеристик кризиса необходим анализ не только его нега- 1 6.1 ■ Постановка проблемы кризиса в психологии 145 тивных составляющих — как факторов, препятствующих успешному развитию психологии, — но и тех перспектив, поиск которых задается самой констатацией состояния кризиса. Парадигмальный подход, не полностью совпадающий с историко-психологическим, в некоторой степени решает задачу оценивания видимых или еще только намечен- ных перспектив. Их анализ позволяет выявлять те «пропущенные звенья», отсутствие которых и порождало неудовлетворенность выделенным предметом изучения или осознание ограничений в распространении общеметодологической платформы исследований, разделяемой в рамках той или иной психологической школы. Эти пропущенные звенья (как «детерминирующая тенденция» Н. Аха) направляли в определенные исторические этапы развития психологии изменения методологических поисков психологов. Из такого рода перспектив отметим следующие. Во-первых, это проблема несоответствия непосредственной данности психологического знания человеку и опосредствованного характера научного познания, «отягощенного» конструктами и концепциями. Подвергая критике феноменологический метод, Выготский в своей работе о кризисе в первую очередь выступал против иллюзии непосредственной данности психологического знания и иррационального пути его принятия. Другой поворот той же темы — это проблематичность «непосредственности» психического образа. Во-вторых, это зависимость объективного знания от включения человека в процесс получения опытных данных, или конструирование психологической реальности в ходе ее изучения. Одним из поворотов этой темы выступает рефлексия тех метаподходов (как прерогативы теоретической психологии) и новых парадигм, в рамках которых психологическая теория ищет для себя эмпирический базис и которые преодолеваются на пути формулирования новых задач психологического исследования. В-третьих, это прозвучавшая в конце XX в. идея объединения не теорий, но мыслительных усилий психологов, стоящих на разных теоретических платформах. Диалог существующих подходов с целью добраться до желанного «неслиянного единства» — это, по В. П. Зин-ченко [Зинченко, 1993], путь к воссозданию утраченного в советский период мыслительного пространства в отечественной психологии. Если учитывать, что со сменой парадигм изменяются и критерии того, что считать научным, а что — ненаучным, встает вопрос о том, как сравнивать теории, прописанные в рамках разных парадигм, а значит, отличающиеся и по способу выделения предмета, и по методам предметно-чувственной деятельности психолога. 146 Не случайно сегодня поставлен вопрос о коммуникативной функции методологии психологии [Мазилов, 2003]. На наш взгляд, здесь важны следующие поправки. Во-первых, речь должна идти не о коммуникациях методологий, а об общении между членами научного сообщества. А они выступают не только как носители определенной «профессиональной» картины мира, но и как люди рефлексирующие, а значит, способные к интеллектуальному охвату и тех «психологии», позиции кото-. рых ими не разделяются. Во-вторых, коммуникативную функцию могут выполнять те теории, развитие которых способствует интеграции психологического знания. Именно в этом ключе важно обращение зарубежных исследователей к культурно-исторической концепции. Наконец, вспомним очень важный момент, подмеченный К. Поппе-ром при обсуждении вопроса о том, почему не все научные гипотезы проверяются (или заслуживают проверки). Он отмечает критерий профессионализма ученого в качестве ведущего для определения того, что не включается в предмет и гипотезы исследования. Не проверяются гипотезы дилетанта, который не отягощен профессиональными схемами мышления и не имеет того неявного знания, которое «естественно-историческим» путем функционирует в системе представлений профессионала. Это неявное знание и служит сигналом того, какие вопросы задавать не следует, коль скоро ответы на них уже были получены либо еще не могут быть получены в рамках имеющихся подходов, и профессионалы таких вопросов не задают. Либо же профессионалы формулируют новые исследовательские программы и разрабатывают новые парадигмы, выходя за рамки усвоенных представлений. Таким образом, в профессионализм исследователя включается критерий, который проводит демаркационную линию между теми проблемами, которые станет решать наука, и теми, которые она в принципе или пока отложит. Косвенно это представлено в известной схеме К. Хольц-кампа, приводимой нами в другом учебном пособии [Корнилова, 1997]. Рефлексивность и критичность — не самые главные психологические свойства на этом пути отбора правдоподобных гипотез. Интерес — вот также не менее существенный критерий. Красота теории — еще один критерий, специально обсуждаемый М. Полани [Полани, 1985]. Частично в общеметодологическом плане мы уже затрагивали проблему правдоподобия научных гипотез в концепции критического реализма К. Поппера. За идеей правдоподобия стоит, с одной стороны, сциентистская установка на познаваемость мира, с другой — принятие критерия относительности истинности на пути теоретико-эмпирического познания. То есть это не установка на полное соответствие образа-знания объекту, 6.2. Теоретическая психология как оппозиция общей психологии 147 как то предполагала бы корреспондирующая теория истины, а установка на возможность приближения — посредством проверяемых гипотез (развиваемых объективно в мире идей) — к такому пониманию картины мира, в котором последовательно критично сняты все возможные заблуждения. Мы использовали бы это положение и в качестве метафоры: каждая парадигма может иметь свои заблуждения, но именно движение на общем пути (включая смену парадигм) позволяет приходить ко все более правдоподобной профессиональной картине мира. 6.2. Теоретическая психология как оппозиция обшей психологии Кроме деятельностной общепсихологической парадигмы в психологии развивались и иные представления о возможностях единения психологического знания. Одним из вариантов стало рассмотрение теоретической психологии как венца такого единения. А. В. Петровский и М. Г. Ярошевский в качестве методологической основы всей психологической науки предложили рассматривать теоретическую психологию [Петровский, Ярошевский, 2003]. Согласно их мнению, ранее — в период после констатации кризиса в психологии — на такую роль претендовала общая психология, предполагающая выделение предмета и метода исследования, принципов и основных научных понятий в психологическом знании. Названные авторы учебного пособия «Теоретическая психология» справедливо указывают на тот аспект построения современных учебников по общей психологии, который свидетельствует о реализации в них позиции функционализма, в результате чего психологические категории не отделяются от их конкретного наполнения при традиционном описании психических функций. Именно раскрытие категориального строя, задающего соотношение базовых понятий, методов, принципов и ключевых проблем в психологии, должно лежать в основе общепсихологического образования. На место соответствующей дисциплины вместо общей психологии предлагается теоретическая психология как системообразующая ось для развития разных направлений в психологии. В рамках данного пособия нет места для обсуждения современной функции общей психологии, поскольку этого нельзя делать в краткой форме, т. е. без обращения к конкретно-научному материалу. Но следует указать на историческую относительность оценочных суждений о возможностях той или иной области психологии. Нельзя смешивать оценки современного состояния той или иной отрасли знания и ее места
в возможных или обсуждаемых «проектах» ее развития или роли на этапах целостного пути исторического становления психологии как науки. Выделение предмета психологического изучения, являясь одним из основных аспектов методологического анализа, невозможно без обще1 психологического представления соответствующих понятий и феноменов. Но фокусирование тех целей, в связи с которыми обосновывается необходимость теоретической психологии, несомненно выполняет сегодня конструктивную роль: это необходимость выделять уровни метаанализа и конкретных научных теорий. «Предметом теоретической психологии является саморефлексия психологической науки, выявляющая и исследующая ее категориальный строй (протопсихологические, базисные, метапсихологические категории), объяснительные принципы (детерминизм, системность, развитие), ключевые проблемы, возникающие на историческом пути развития психологии (психофизическая, психогностическая и др.), а также само психологическое познание как особый род деятельности» [Петровский, Ярошевский, 2003, с. 5]. Такое понимание теоретической психологии может быть синонимично названию дисциплины «Методология психологии». В дальнейшем мы покажем, как важна для установления психологических закономерностей направленность мысли исследователей, отражающая принятие тех или иных методологических принципов (как общих объяснительных схем). Сейчас только назовем ряд соответствий, устанавливаемых в теоретической психологии для базисных (слева) и метапсихологических (справа) категорий;
Отличие метапсихологических категорий здесь в том, что каждая из них раскрывает некоторую базисную категорию через соотнесение ее с другими. Авторы (введение конструкта метакатегорий обосновано В. А. Петровским) приводят рисунок, который наглядно представляет открытость ряда как базисных, так и метапсихологических категорий (рис. 3). «Метапсихологические категории — это плеяда идей» [Петровский, Ярошевский, 2003, с. 21], над которыми выстраивается уровень экстрапсихологических категорий. Рис. 3. Базисные и метапсихологические категории (по А. В. Петровскому и М. Г. Ярошевскому) Базисные (ядерные) категории связаны с метапсихологическими жирными вертикальными линиями, а оформляющие — тонкими наклонными. «Клеточки» категориальной системы психологии задаются системными связями, исходящими из клеточек нижележащего уровня. И их «проработанность» прямо отражает, с точки зрения авторов схемы, возможность прочтения значимости каждой конкретной теории: что есть она для психологии в целом и что есть психология как целое для нее. Что не охватывается схемой — так это сами способы рефлексии и методологического анализа, т. е. та вторая существенная составляющая мыслительной деятельности — процессуальная составляющая, в способах осуществления которой и реализуется та или иная методология (не только та или иная психология). Для отечественной науки это стоит специально подчеркнуть, поскольку здесь иногда прослеживались цели монополизации методологии. Например, это утверждение в качестве единственно верной методологии (и даже Методологии с большой буквы, как называли свои занятия члены Московского методологического кружка) одного из способов занятия ею — как построения единой теоретической психологии или одной из практик воспроизводства методологической мысли. 6.3. Классификация общепсихологических теорий на основе закрытой типологии Поиски единства психологии на основе общей теории продолжаются и сейчас, причем именно в апелляции к построению новой методологии на пути движения в ином направлении — от практики к теории. 150 6. Кризис в психологии и поиск обшей методоло 6.4. Методологический плюрализм в психологии 151 За общепсихологическим знанием остается при этом конструирование сравнительно закрытых систем, охватывающих основные линии развития уже известных общепсихологических теорий. К сожалению, в методологической литературе даже в работах одного и того же автора остаются достаточно разделенными проблемы освоения того багажа психологических теорий, которым уже владеет психология, и анализа тех перспектив, по отношению к которым рассматриваются новые возможности теоретизирования. В качестве такой схемы, классифицирующей основные отечественные общепсихологические теории на основе выделения «единиц» человеческой жизни, приведем схему Ф. Василюка (табл. 3). Таблица 3. Типология психологических «единиц» человеческой жизни [Василюк, 2003, с.1661
Им выделяются четыре основные категории, каждая из которых может полагаться в качестве основной в тех или иных психологических теориях: установка, деятельность, отношение и общение. Установка как единица структуры целостного субъекта лежала в основе теории Д. Н. Узнадзе, отношение как единица структуры личности — в основе теории В. Н. Мясищева; обе категории «фиксировали нечто потенциальное («динамическое»), что может реализовываться в процессах жизнедеятельности, а понятие деятельности — нечто актуальное, сам процесс такой реализации» [Василюк, 2003, с. 165]. Деятельность и общение — две другие категории, завершающие заполнение схемы. Относительно разных путей использования категории деятельности в общепсихологических теориях уже говорилось в этом пособии (применительно к подходам А. Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна). Задача построения общепсихологической теории общения, которая подчеркивается автором схемы, также может решаться на очень разных путях, когда общение выступает и предметом изучения (А. А. Леонтьев), и новым методологическим принципом психологии (Б. Ф. Ломов). Итак, основное методологическое возражение к приведенной схеме — ее закрытость, представленность уже ставшего, конечного переч- ня возможных базовых категорий, которые могут быть положены в основу общепсихологической теории. Схема не предполагает прогноза новых поворотов мысли как на уровне методологии, так и на уровне теоретического движения психологии. Напомним, что К. Поппер в своей книге «Открытое общество и его враги» рассмотрел именно запрет на возникновение новых идей в качестве основного критерия «закрытого общества». Исключить вариативность путей построения психологических теорий, ориентирующихся на использование той или иной базовой категории, — это значит следовать запрету на новые пути развития мысли, что, как мы надеемся, автор не предлагает, но что логически следует из принятия задаваемых схемой ориентиров в построении общепсихологического знания. 6.4. Методологический плюрализм в психологии В заключение первой главы мы уже говорили об отсутствии четких критериев выбора адекватных методологических средств, способных обеспечить методологическую помощь, когда возникает острая необходимость в ней при решении той или иной конкретно-научной задачи. При этом речь идет о методологическом знании любого уровня из четырех, перечисленных в 1 главе, — будь то выбор методики, психологической теории, общенаучного или философского подхода. В этом случае приходится ставить «методологический эксперимент», результаты которого постфактум подтвердят или опровергнут наши ожидания (методологические упования). Тем более не обоснованы надежды на построение некоторой универсальной и единой методологической теории, адекватной для использования в психологическом исследовании любого уровня. Ситуация множественности методологических подходов и, соответственно, средств методологического анализа, которые одновременно являются и истинными (если это понятие вообще применимо к методологическому знанию), адекватными, и ложными (неадекватными) в зависимости от множества привходящих условий, провоцирует самые разные установки исследователей и практиков относительно роли методологического знания и целесообразности его использования в конкретном исследовании, а также разные «методологические эмоции». Часть психологического сообщества (особенно значительная среди практикующих психологов) полагает, что всякая методологическая рефлексия уводит от сути дела в дурную бесконечность бесплодного философствования и вербализма — позиция, перекликающаяся с установками позитивизма. 152 Глава 6. Кризис в психологии и поиск обшей методологии Прямо противоположную позицию можно обозначить как «методологический ригоризм» или «методологический монизм». Его сторонники считают, что должна существовать единственная «подлинно научная» методология, строгое следование которой является критерием научности. Призыв к построению такой методологии часто можно услышать из уст «ностальгирующих» по временам, когда такую функцию почти директивно исполняла марксистско-ленинская методология науки. Однако современные концепции природы и сущности научного знания оставляют все меньше надежд на то, что построение такой методологии в принципе возможно. Другие считают, что выбор методологической позиции произволен, и его можноделать исходя из своих субъективных вкусов и предпочтений. Такую позицию можно было бы назвать «методологическим анархизмом», но этот термин уже используется в несколько ином значении [Юревич, 2001]. Роль методологии сторонниками этой позиции также оценивается достаточно низко. Сторонники «методологического либерализма» полагают, что разные типы психологического объяснения релевантны разным уровням детерминации психического, при этом каждый уровень или слой обладает самостоятельной значимостью и принципиально незаменим ни одним другим. При этом в качестве основного поля приложения сил методологии предлагается рассматривать переходы между разными уровнями, а наиболее перспективным каркасом для построения связной системы психологического знания «представляются комплексные, межуровневые объяснения, в которых нашлось бы место и для смысла жизни, и для нейронов, и для социума...» [Юревич, 2001, с. 17]. ' Наконец, сторонники «методологического плюрализма» полагают, что в принципе нельзя рассчитывать на создание единой психологической теории за счет связывания принципиально различных предметов анализа за счет «комплексных межуровневых переходов». Такой позиции придерживаются и авторы данного учебника. Поскольку каждая теория конституирует свой предмет и метод исследования, построение единой теории психического предполагало бы создание универсального метода исследования психической реальности. При такой постановке вопроса перспективы появления такой теории даже в отдаленной перспективе представляются нереальными. 6.5. Методология без общепсихологической теории и в контексте... 153 гического анализа (включая и собственно психологические теории на уровне конкретно-научной методологии) может быть выявлена только в ходе «методологического эксперимента», и не может существовать теория даже самого высокого уровня, которая бы априори была пригодной для преодоления вновь возникающей познавательной трудности. Именно на такую роль претендовала бы «единая теория психического». Понятие методологического плюрализма практически синонимично понятию «полипарадигмальности» психологии, по крайней мере на современной стадии ее развития. Но прежде чем перейти к представлению множественности парадигмальных подходов в психологии, обсудим еще одну позицию, которая предполагает невозможность выделения парадигм как исследовательских логик безотносительно к содержанию теорий. 6.5. Методология без общепсихологической теории и в контексте логики науки Справедливости ради следует указать, что именно Г. П. Щедровицкий (1929-1994), ставший лидером нового типа занятий методологией, впервые сформулировал взгляд на академическую психологию как исчерпавшую свои объяснительные возможности и обосновал необходимость рассматривать широко понятую практику как основание новой психологии, которая будет противостоять сциентистски ориентированной академической психологии [Щедровицкий, 1997]. В пятидесятые годы началась работа Московского логического кружка, в котором первоначально идеи методологии как особой области знания обсуждались Щедровицкий в содружестве с А. А. Зиновьевым, Б. А. Грушиным и чуть позже — М. К. Мамардашвили. В последующем оформилась деятельность Московского методологического кружка (ММК), где Щедровицкий стал лидером нового типа сообщества — единомышленников по культивируемому способу за- нятий методологией науки. Начав с эпистемологии и раскрытия образцов научного мышления (от Аристотеля и Декарта до Маркса), этот методологический семинар сформулировал принципы воспроизводства мыследеятельности, которые практически были реализованы в распространении системо-дея-тельностных игр. Мы не будем касаться далее работ этого автора потому, что разработка общей теории деятельности не была ориентирована здесь на запросы развития собственно психологической теории. Разра- 154 Глава 6, Кризис в психологии и поиск обшей методологии ботка методологических средств мыслилась здесь в ориентировке на междисциплинарные исследования. Регулирование процесса интеллектуальной междисциплинарной коммуникации «в основном лежало на плечах Г. П.» [Журнал практического психолога, 2004, с. 20]. Реализация системного подхода фокусировалась здесь на средствах методологической организации мышления и деятельности самих методологов либо его приложения в практических сферах, но не применительно к построению общепсихологической концепции. Однако существовала и другая позиция в отношении к тому, возможна ли методология как общая логика науки безотносительно к теоретическому и понятийному аппарату отдельной научной дисциплины. Она представлена в работах А. А. Зиновьева. Его высылка из страны прервала возможный диапазон влияния его идей. Но одна из них и сегодня актуальна и дискуссионна в психологии. В параграфе «Методология частных наук» в книге «Логика науки» (1971) он обосновал позицию, согласно которой методология конкретной науки — это ее часть, а не выстроенная рядом система методологических ориентиров для построения теории. Специальные занятия методологией, по Зиновьеву, — это скорее критерий неблагополучия науки (ее кризиса). Другое дело, что эта часть науки имеет ряд особенностей, неотделимых от особенностей ее понятийного аппарата и связанной с ним логики умозаключений. Логику науки обсуждать можно (как и основания формальной логики и любых логик). Но если речь идет об общедоступной логике, то она тривиальна и бесполезна (имеется в виду, что она реализуется в виде логической компетентности всеми профессионалами). Если же она не тривиальна, то, значит, требует специальных усилий и будет доступна только узкому кругу профессионалов. Таким образом, специальное занятие логикой — не с точки зрения повышения логической компетентности, а как методологией своей науки, — не может быть массовым, и не с ним связано развитие конкретной области знаний. Решение методологических проблем любой науки есть исследование в области именно этой науки. Но это не локализованная область наряду с другими исследованиями, а разбросанная по другим исследованиям проблематика. И далее Зиновьев приводит суждение, которое для психологии, а точнее для темы путей выхода из кризиса, может звучать кощунственно, поскольку он говорит о парциальной роли методологии, а не о ее системообразующей роли в построении теории. «Методология конкретной науки нужна (если она вообще нужна) для решения не обязательно всех проблем этой науки, а лишь для 6.5. Методология без общепсихологической теории и в контексте... 155 некоторых, может быть даже для решения одной-единственной проблемы. И ничего унизительного для нее в этом нет. Иногда целая наука может работать сотни лет, чтобы решить одну-единственную задачу, и этим существование ее будет оправдано, если эта задача стоит того. По содержанию специальная методология той или иной науки есть совокупность исследований, включающая обработку языка этой науки (ее терминологии и утверждений), исследование, усовершенствование и изобретение ее теорий, выявление и исследование ее эвристических допущений... и т. д. — т. е. вся та работа, которую выполняют так называемые теоретики данной науки (а не логики и методологи вообще)» [Зиновьев, 1971, с. 260]. Таким образом, целью занятия методологией является не конструирование особой систематической методологии (с этой точки зрения в психологии невозможна профессионализация «методолог»), а осознание наукой своих парадигм — в том числе и тех допущений, которые приняты отнюдь не логично (или логично предложить прямо противоположное; логика допускает и то и другое, поскольку не вмешивается в содержание теории). С этой точки зрения утверждение, что каждый психолог сам себе методолог, имеет больше оснований для своего существования, чем положение о том, что психолог должен воплощать в своем исследовании кем-то другим (Методологом с большой буквы) выстроенный аппарат научных понятий. Другое дело, что психолог не должен грешить против логики, проявляя логическую некомпетентность (редукционизм в построении теоретической системы, артефактные выводы и пр.)1. И наконец, осознание допущений в рамках конкретной науки — это также и осознание метода соотнесения теории и опытных данных. Для психологии в свое время такой судьбоносной проблемой стало осознание возможностей и ограничений метода интроспекции, позже — построение критериев объективного метода в психологии. Сегодня в психологии осознается проблема освоенности и ограничений экспериментального метода. 1 Наивно полагать, что логическая компетентность так же освоена психологами, как и представителями других наук. Об этом свидетельствует необходимость написания в учебниках специальных разделов о наиболее встречаемых в психологических исследованиях ошибках умозаключений в выводах.<< предыдущая страница |
|