Ii. Перформативные тексты и методологии науки. Постпозитивизм и смена форм текста

Глава II. Перформативные тексты и методологии науки.

§1. Постпозитивизм и смена форм текста.

Для понимания изменений, которые происходят сегодня в форме текстов методологии и истории науки, необходимо обратиться к моменту перелома в исследованиях науки: от позитивистской программы логической реконструкции науки к работам, объединяемым названием “постпозитивизм”. Анализу этого перелома посвящено большое количество работ, здесь же будет рассмотрено только то, что представляет интерес для понимания изменений в форме текста.

Обычно термин “постпозитивизм” применялся по отношению к так называемой “западной”, “буржуазной” методологии и философии науки. Но в действительности между западной и советской методологиями науки нет и не было кардинальных содержательных различий: тенденции их развития схожи. Поэтому дальше, термин “постпозитивизм” будет употребляться для обозначения методологии науки, возникшей в 60-х годах ХХ века без различения географического места.

Вначале выделим общие характеристики постпозитивистской методологии науки.

1. Термин “постпозитивизм” не обозначает определённой концепции , методов исследования и исследовательской группы. Этим “постпозитивизм” отличается от “неопозитивизма”, для которого можно определить общие задачи и методы, и который объединяет достаточно устойчивые группы исследователей. Постпозитивизм не указывает на определённую парадигму (в Куновском смысле): это имя указывает, скорее, не на общность норм, а общность ценностных ориентаций, горизонтов. Постпозитивизм как течение организован не парадигматически, а по типу общего коммуникативного поля, удерживаемого общностью проблематики. Такая организация предполагает постоянное и одновременное отождествление - различение, поддержку-критику участниками коммуникации друг друга. Это требует от участников непрерывного самоопределения друг по отношению к другу, что находит своё отражение в текстах.

2. Можно говорить об общей ситуации, в которой находились те, кого мы называем “постпозитивистами” и об общем вопросе, на который они отвечали. Это вопрос о том, как происходят концептуальные изменения: каков механизм этих изменений и критерии принятия тех или иных концепций, возникающий в ситуации множества концептуальных систем и необходимости личного самоопределения в них? Ответ на этот вопрос строится в таких средствах, которые могут быть использованы как средства для самоопределения как самим автором, так и другими, читателями. Кроме того он уже не может быть нормативным предписанием для другого. Это составляет основание для возникновения перформативных текстов, где описанные автором средства и механизмы являются нормой только для него самого, что и демонстрируется им в тексте. Причём часто одновременно демонстрируется локальность и возможность смены этих персональных нормативов.

3. Основное, что произошло в истории и методологии науки - это то, что наука стала рассматриваться как человеческое предприятие.[89; 101; 123] Такое рассмотрение потребовало новых форм, в которых может описываться, проявляться и организовываться это человеческое. Такими формами являются и исследовательские программы, и профессиональные институты, и научные сообщества, и формы организации коммуникации и многие другие, включая в себя крайности социологизма и психологизма. Но важно то, что конструкции, в которых стала описываться наука стали доступны для пишущих и читающих про науку людей, появилась возможность их заселения и обживания, а также возможность демонстрации этих конструкций в действии. А в силу внешних обстоятельств, связанных с множественностью точек зрения, коммуникативным пространством, которое становится важнейшей производительной силой, такая демонстрация становится нормативным требованием.

4. Постпозитивизм сделал революцию в историографии науки, подвергнув критике традиционный способ исторического описания развития научного знания: описания с точки зрения современного уровня научного знания, оценки этого уровня как истинного, а всей предшествующей истории науки как истории заблуждений. Особенно ярко это проявилось в логике исторического ситуационного исследования. Единицей ситуационных исследований является событие, которое рассматривается не только как звено в цепи истории, подготовленное предшествующей историей и подготавливающей будущее, но как фокус, средоточие всех проблем историко-научного анализа, “воронка” “в которую втягиваются и предшествующие события и последующие, хотя предмет изучения характеризует настоящее науки, “теперь”, пусть даже это “теперь” и относится хронологически к прошлым векам” [84,51]. Такая единица анализа требует проведения исследований в диалоговом режиме, поскольку “втягивание в историческое событие его прошлого или будущего предполагает перестройку, переориентацию самого этого события, причём эта переориентация каждый раз будет иной - в зависимости от того, с каким именно событием из прошлого или будущего устанавливается контакт”[84,57]. Таким образом историческая реконструкция и сама история теряет свою однозначность.

Постпозитивизм завершил модернистскую тотальную историю. Но “конец истории” в методологии науки представлен иначе, чем популярный “конец истории” Фукуямы [133]. Для модерниста Фукуямы история может существовать только в сфере всеобщей идеологии, и конец борьбы и противоречий в этой сфере свидетельствует о конце истории. В постпозитивизме приобретает значение персональная история (история отдельных людей, сообществ, групп): конец истории означает лишь конец общей, тотальной истории и начало персональных историй-траекторий, возникающих в результате персонального действия в общем коммуникативном поле. Одновременно с этим тексты истории теряют присущий им до этого описательный или нормативный характер.

5.В постпозитивизме идея истины не играет больше значимой роли: для Поппера истина остаётся лишь регулятивной идеей, для Куна и Лакатоса об истинности возможно говорить только в границах данной парадигмы или программы, для Фейерабенда вопрос об истинности вообще несущественен.

6. По всей вероятности можно каждой дисциплине приписать свой тип текста [64,46]. По крайней мере начальная история науки представлена чисто описательными текстами, поскольку в то время сама история рассматривалась как описательный жанр. Для неопозитивистской методологии же науки характерен нормативный тип текстов, поскольку логика представляет собой нормативную дисциплину. Встреча же логического и исторического подходов привела к изменению типа текста и к одновременному изменению представлений о логике и истории. Результатом этих изменений явились тексты-самоопределения, которые представляли собой промежуточную форму между нормативными и описательными текстами и перформативными текстами. Изменение типа текста происходило параллельно с изменением объекта исследования: от “хронологической систематизации” к “описанию развития научных идей и проблем” и, наконец, к анализу “человеческого элемента” науки [64,4-5].

Одно из отличий постпозитивизма заключается в отказе от “нормативной ориентации, свойственной позитивистской методологии” [2,106] и принятии “ценностной” ориентации [136]

Ю.Хабермас выделяет следующие различия норм и ценностей:

1)”В свете норм можно решить, что нам предписано делать, а в горизонте ценностей - какое поведение целесообразно” [136,56].

2)”Признанные нормы одинаково обязывают всех адресатов без изъятия, тогда как ценности выражают факт предпочтительности благ, считающихся в определённых коллективах желанными” [136,56].

3)”Нормы выступают с бинарным притязанием на значимость и либо действительны, либо недействительны; к нормативным суждениям точно также как к ассерторическим суждениям, мы может выражать своё отношение через “да” и “нет” - или воздерживаться от суждения” [136,56]. Т.е. по отношению к норме работает отношение противопоставления (или отождествления), тогда как по отношению к ценностным структурам - отношение различения.

4)Значение норм имеет абсолютный смысл, значение ценностей - смысл относительный, определённый контекстом культуры, форм жизни и т.п. [136,56].

5) Различные нормы, предназначенные для одного круга адресатов не могут противоречить друг другу, они должны образовывать непротиворечивую систему. Ценности же, напротив, “соперничают за авторитет”- и собственно только в этом соперничестве и обретают статус ценности , и в этом их отличие от нормы,- образуя “подвижные и напряжённые конфигурации” [136,56].

Этим различения норм и ценностей очень точно характеризуют тот поворот, который совершил постпозитивизм. Первым здесь конечно же должен быть назван К.Поппер с его представлениями о критическом начале науки, а за ним и остальные: Т.Кун и его “парадигмы”, Дж.Холтон и “темы”, М.Вартофский и метафизика и др.

7. Большое влияние на постпозитивистскую методологию науки оказал поздний Витгенштейн. На него неоднократно ссылаются Тулмин, Кун, Вартофский, Фейерабенд. Вот, например, как интерпретирует Витгенштейна Тулмин: “Если философская позиция позднего Витгенштейна вообще является здравой, это значит, что тот самый язык... умопостигаем только для тех людей, которые в достаточной степени разделяют наш собственный образ жизни. Любой специфический “естественный язык”, доказывает он, содержит разнообразные “языковые игры”, значение которых выводится из “форм жизни” тех сообществ, в которых учатся исследуемому языку, говорят на нём, используют его на практике. В отсутствие разделяемых с другими людьми “форм жизни” лингвистическая коммуникация должна разрушаться”[126,81].

Т.о. по Витгенштейну понимание невозможно на лингвистическом уровне, оно требует освоения форм жизни, в которых используется язык. В этом смысле Витгенштейн ставит понимание вообще под вопрос: если для понимания необходимо овладение формой жизни, то непонятно, возможно ли заимствование другой формы жизни без трансформации исходной? А следовательно, возможно ли понимание? Или нам надо пересмотреть представление о понимании, как взгляде из одной точки на другую и видеть в понимании механизм трансформации формы жизни. Поскольку представление о понимании в первом смысле продолжает традицию субъект-объектной схемы мышления, и ставит вопросы о возможности истинного понимания. В то время как второе представление о понимании снимает вопрос об истинности (как правильности видения другого), но ставит вопрос о подлинности (как действительности смены формы жизни).

В постпозитивистской методологии этот вопрос был поставлен как вопрос об объяснении и понимании в науке, который через противопоставление объяснения и понимания в конечном итоге привёл к коммуникативной модели научного познания, в которой это потивопоставление снималось. [154; 155] Это привело к появлению новой области исследований - научной коммуникации. [59; 87,44-51; 102; 121].

При этом сами тексты приобретают коммуникативную направленность. Тексты принимают характер обращения, учитывают собеседника, построены в расчёте на читателя. Пользуясь выражением Фейерабенда можно сказать, что тексты становятся обращёнными к людям, а не к собакам или логикам.

8. Постпозитивизм в методологии науки поставил проблему рациональности: вопросы о том, чем является научная рациональность, вопросы о типах рациональности и их исторической смене, вопрос о рациональности следующего века[13; 42; 150]. Проблема эта решалась на разрыве и противопоставлении “нормативизма” и “историцизма”, на разрыве между абсолютизмом и релятивизмом [104,133]. Постпозитивистские работы были поисками приемлемых способов рациональности между этими двумя крайностями. Соответственно, постпозитивисты уже не могли пользоваться в этих условиях нормативными или описательными формами текста. Поиск иных форм рациональности потребовал иных форм текста. Тексты постпозитивизма были переходной формой между нормативными и описательными текстами с одной стороны, и перформативными текстами с другой, являясь тем самым переходом от одного представления о рациональности к другому. Такое промежуточное положение позволяет говорить о постпозитивистских текстах как о текстах самоопределения (и в том числе самоопределения в представлении о рациональности).

9. Важную характеристику произошедшего перелома дала Н.Кузнецова. В её реконструкции он характеризуется сменой позиции исследователя науки. [64,13]. Неопозитивистская программа строилась из внутренней позиции, находясь в которой “исследователь изучает науку как бы изнутри, рассматривая себя как элемент науки” и “смотрит на прошлое глазами современного естествоиспытателя, чьим воспитанником и носителем точек зрения он является” [64,13]. Постпозитивистские исследования строились из внешней позиции, находясь в которой исследователь стремиться разотождествиться с собственно наукой, вытолкнуть её “за грань необходимого отчуждения” [64,13]. Такая реконструкция позволяет увидеть не просто смену тем и проблем исследования, но смену отношения к науке, поскольку смена позиции с внутренней на внешнюю означает выход за границы науки, что приводит к тому, что наука перестаёт видеться как единственное, высшее достижение человечества, а кладётся в ряд с другими: искусством, религией, философией, магией и т.д. Другими словами, выход во внешнюю позицию означает кардинальную смену схем мысли: от схемы “свой - чужой” (где своё - то, что внутри, а чужое то, что снаружи) на схему “я - иной - другой”; и смену задач исследования: от разделения своего и чужого, защиты своего и критики чужого к признанию иного и стремления понять его как другого, отличного от Я. Выход во внешнюю позицию означает отказ от “центристского” мышления, так как внешняя позиция по принципу находится за границей, не принадлежит никакой парадигме, не закреплена ни за какими нормами. Собственно назначение этой позиции и состоит в том, чтобы нарушать границы и нормы, проблематизировать их. Эти две позиции внешняя и внутренняя являются дополняющей друг друга исследовательской парой. Внутренняя занимается разработкой алгоритмов действия [64,43], внешняя производит смену ориентиров, ценностей, целей. Занятие исследователем обеих позиций приводит как раз к тому, что мы называем перформативностью.

10. Такая двухпозиционная реконструкция методологии науки тесно связана с представлением методологического исследования как формы самосознания и самопознания науки[156], где развитие методологии науки рассматривается как развитие форм самосознания, рефлексии. Б.Г.Юдин рассматривает методологию как особую форму рефлексии, следующую за онтологией и гносеологией: при этом к гносеологической форме рефлексии он относит позитивизм и неопозитивизм, а к методологической - постпозитивизм. “Развитие методологизма как типа рефлексии непрерывно связано с переходом от созерцательного к деятельностному пониманию научного знания”[156,18]. В постнеклассической науке “научное знание, по прежнему являясь знанием об объективной реальности, в то же время становится знанием проектным, направленным на преобразование этой реальности”[20,131]. Соответственно и сама методология в отличие от онтологии и гносеологии имеет не только теоретическую, исследовательскую, но и практическую, организационно-управленческую, проектную ориентации[156,244].