Востоковедение - umotnas.ru o_O
Главная
Поиск по ключевым словам:
Похожие работы
Название работы Кол-во страниц Размер
Рабочая программа дисциплины экономика кореи по направлению №032100... 1 99.87kb.
Семинар для направления/ специальности 032100. 62 «Востоковедение... 2 399.75kb.
Семинар для направления/ специальности 032100. 62 «Востоковедение... 2 418.03kb.
Рабочая программа дисциплины введение в японоведение по направлению... 1 108.82kb.
Информация о работе Комиссии по приему документов по направлениям... 1 13.29kb.
Рабочая программа дисциплины основной восточный язык. Базовый курс. 1 115.99kb.
Введение в востоковедение 1 133.6kb.
История россии 2 561.21kb.
«Научно-теоретические основы транслитерации казахских онимов на арабский... 1 19.08kb.
Семинар «Введение в арабистику» 1 251.82kb.
Евразийская концепция культуры Николая Трубецкого 1 216.87kb.
Монография «Профессор Н. Ф. Катанов и гуманитарные науки на рубеже... 1 161.4kb.
Викторина для любознательных: «Занимательная биология» 1 9.92kb.

Востоковедение - страница №3/3

Историография и библиография российского востоковедения и иранистики


Историографией российского востоковедения, включая иранистику, в той или иной степени занимались практически все востоковеды, публикуя биобиблиографические некрологи о своих ушедших коллегах, списки публикаций к юбилейным и памятным датам и участвуя очерками развития той или иной дисциплины (наприм., В. В. Бартольд, И. Ю. Крачковский и др.) в немногочисленных историографических сборниках (см. ниже библиографию). Однако историографов, что называется, по духу, которые, работая в архивах и с архивами, считали бы историографию российского востоковедения делом своей жизни, были и остаются единицы. Среди них следует прежде всего назвать работавшего в Ташкенте Б. В. Лунина (1906–2001), публикации которого охватывают историографию востоковедения, главным образом среднеазиатского, практически по всему постсоветскому пространству, и его ученика В. А. Германова (также Ташкент). Из биобиблиографов, работающих в Санкт-Петербурге, добрых слов заслуживает А. М. Куликова. В ее исследованиях встретишь порой такие удивительные факты, о которых уже никто никогда и не вспомнит.

Из библиографических работ последнего времени особняком стоит громадная по своему объёму (7474 наименований) «Аннотированная библиография отечественных работ по арабистике, иранистике и тюркологии 1818–1917 гг. (Научная периодика)» Л. Н. Карской (1938–2003), которая составляла её в течение 15 лет (1964–1979) и которая вышла из печати незадолго до ее болезни и смерти (М.: Изд. фирма «Восточная литература», 2000). Из общего числа наименований в работе приведено и аннотировано чуть меньше одной трети научных статей по иранистике на территории иранского этнолингвистического региона.

Немалые усилия по стимулированию и поддержке иранистических исследований в современной России предпринимаются созданным в конце 90-х г. XX в. Культурным представительством ИРИ в Москве, по праву приобретшим сегодня статус одного из центров иранистики (со своей библиотекой, периодикой и т. д.).

Монографиями, отмеченными в этом очерке, иранистические исследования также не ограничиваются. Количество статей, написанных иранистами за годы существования иранистики только в АМ и СПбФ ИВ РАН, не говоря уже обо всем постсоветском пространстве, исчисляется без всякого преувеличения тысячами (!).



Японистика Японисты Сектора Дальнего Востока занимались изучением традиционной культуры Японии – проблематика, связанная с экономикой, политикой, современными вопросами развития Японии находилась в ведении московских японистов. В числе основных научных направлений работы японистов Сектора можно выделить изучение истории (древней и средневековой), японских религий (буддизм и новые религии), интеллектуальной истории (конфуцианство и школа «национальных наук»), русско-японских связей (деятельность Николая Японского, русские в Японии, первые русско-японские контакты, потерпевшие кораблекрушение и занесенные в Россию японские моряки). Еще одним традиционным для отечественного классического японоведения направлением было исследование японской литературы (написание курса по истории литературы и изучение отдельных произведений) и перевод на русский язык литературных памятников. Помимо этого в Секторе, в основном стараниями В.Н.Горегляда, было представлено еще одно уникальное направление – изучение коллекции японских рукописей из собрания Института. Прекрасно владеющий скорописью и навыками работы с рукописями В.Н.Горегляд не только продолжил работу по составлению шеститомного описания японских рукописей, ксилографов и старопечатных книг, но и подготовил для издания одну из хранящихся в коллекции рукописей.Немалое внимание в Секторе уделялось истории отечественного востоковедения, вопросам его становления и развития. Значительно слабее была представлено языкознание — весьма недолго в секторе работал лингвист, занимавшийся изучением языка 9-12 вв. До последнего времени сектором Дальнего Востока руководил известный ученый-японист, доктор филологических наук, профессор В.Н.Горегляд (1932-2002), ученый-энциклопедист, знаток рукописей, прекрасно владевший искусством японской скорописи, автор множества публикаций и монографий, уже при жизни их автора признанных классикой востоковедения, великолепный переводчик, оставивший нам блестящие переводы из классической японской литературы. Основные научные труды: Оцуки Гэнтаку и Симура Кокё. Удивительные сведения об окружающих морях. Тетрадь восьмая. Язык. Издание текста и предисловие. М., “Наука”, 1961; Описание японских рукописей, ксилографов и старопечатных книг. 6 выпусков, соав., М., “Наука”, 1963-1971; Кэнко-хоси. Записки от скуки. Вступит. статья, перевод, коммент., указат. М., “Наука”,1970 (переиздания 1988, 1998); Дневники и эссе в японской литературе X-XIII веков. М., “Наука”, 1975; Ки-но Цураюки. М., “Наука”, 1983; Рукописная книга в культуре Японии. - В кн. Рукописная книга в культуре народов Востока..(Очерки). Книга вторая. М., “Наука”, 1988; Митицуна-но хаха. Дневник эфемерной жизни. Вступит. статья, перевод, коммент. СПб, центр “Петербургское востоковедение”, 1993; Японская литература VIII-XVI вв. Начало и развитие традиций. СПб, Центр “Петербургское востоковедение”, 1997 (переиздание 2001); Хогэн моногатари. Сказание о годах Хогэн. Вступит. статья, перевод, коммент. СПб., “Гиперион”, 1999; Японские самурайские сказания (Повесть о Великом мире. Сказание о годах Хогэн).СПб., “Северо-Запад Пресс”, 2002. Среди других японистов Сектора Дальнего Востока следует назвать следующих специалистов. А.М. Кабанов (род. 1952), кандидат филологических наук, старший научный сотрудник. Выпускник восточного факультета ЛГУ. Автор многочисленных публикаций по истории японского буддизма, по новым религиям, по японской литературе и поэзии, в том числе по японской поэзии на китайском языке. Переводчик японской классической (Хирага Гэннай “Похождения весельчака Сидокэна”(1998) и современной литературы (Ёсимото Банана, Мураками Рю и др.) Среди его работ монография “Годзан бунгаку. Поэзия дзэнских монастырей”(1999). Его полная библиография насчитывает более 150 публикаций на русском и английском языках. В.Ю.Климов (род. 1949). Кандидат исторических наук. Работал в Секторе Дальнего Востока с 1981 г. до 1999 г., затем перешел на кафедру Истории Стран Дальнего Востока СПбГУ. Специалист по средневековой истории, кандидатская диссертация была посвящена средневековым крестьянским восстаниям.

В.Н. Кобец (1948). Работала в Секторе Дальнего Востока с 1977 по 1985 г. Кандидат исторических наук (1979). Занималась творчеством японского просветителя 19в. Фукудзава Юкити. К.Г. Маранджян (род. 1956)кандидат исторических наук (1986), старший научный сотрудник. Занимается интеллектуальной историей Японии эпохи Токугава: исследовала конфуцианское учение Огю Сорай, творчество филолога Кэйтю, изучение санскрита в Японии. Переводчик с японского. Совместно с М.В. Торопыгиной составила двухтомную хрестоматию по японской литературе. Ю.Д. Михайлова (род. 1948) Кандидат исторических наук (1979). Была сотрудником Сектора до 1998г. Ныне работает в Японии в Университете г. Хиросима. Изучала творчество одного из основоположников Школы национальных наук Мотоори Норинага, “движение за Свободу и народные права”. Ей принадлежат такие монографии, как “Мотоори Норинага. Жизнь и творчество (Из Истории общественной мысли Японии (18в.)” (1988), “Общественно-политическая мысль Японии (60-80-е годы 19 века)” (1991). К числу старейших японистов Сектора относится О.П.Петрова (1900-1993) Занималась вопросами лингвистики, японской транскрипции иностранных слов, первыми японо-русскими контактами. Подготовила к изданию русско-японский “Лексикон” Андрея Татаринова (1962). Занималась описанием коллекций корейских и японских рукописей из собрания ЛО ИВ АН. Г.Г. Свиридов (1948-1997). Кандидат филологических наук. Литературовед и переводчик. Автор монографии “Японская средневековая проза сэцува. Структура и образ”(1981). Составитель сборника “Японские писатели о Стране Советов” (1987). С начала 90-х годов жил и работал в Японии, преподавал русский язык в университете Рицумэйкан в г. Киото. З.Я. Ханин (1927). Был сотрудником Сектора с 1962 по 1992 г. Доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник. Ныне проживает в США. Основная исследовательская тема – проблема дискриминации в Японии. Автор нескольких монографий: “Социальные группы японских париев”(1973), “Парии в японском обществе (очерк социальной истории 17-19 вв.)”. Совместно с В.Н. Гореглядом составил один из томов “Описания японских рукописей, ксилографов и старопечатных книг”.Помимо сотрудников Сектора Дальнего Востока необходимо упомянуть еще двух японистов. Это сотрудник сектора Древнего Востока М.В. Воробьёв и сотрудница библиотеки АН при СПб ФИВ Ран М.В.Торопыгина, которая в последнее время работает в Москве в Институте Востоковедения. М.В. Воробьёв (1922-1995). Работал в Институте с 1965г. Ведущий научный сотрудник, доктор исторических наук. Крупнейший специалист по древней истории Японии и Кореи, по японскому раннесредневековому праву. Ему принадлежат такие труды, как “Древняя Япония” 1958), “Япония в 3-7вв.”(1988), “Японский кодекс “Тайхо Ёрорё” (8 в.)и право раннего средневековья” (1990). М.В. Торопыгина (род.1959). Кандидат филологических наук. Область научных интересов – японская классическая и современная литература. Перевела ряд классических памятников: “Гэндзи-обезьяна: японские рассказы 14-16 вв. - отоги дзоси” (1994), “Торикаэбая моногатари, или Путаница” (2003).
На Восточном факультете действуют 12 кафедр филологического, исторического и страноведческого профилей, где преподают около 100 языков и диалектов Азии и Африки, в рамках направлений «Востоковедение. Африканистика» и "Туризм" (бакалавриат) и две кафедры, работающие по программам магистратуры исторического и филологического направлений.

Кафедра арабской филологии

Кафедра африканистики

Кафедра индийской филологии

Кафедра иранской филологии

Кафедра филологии Китая, Кореи и Юго-Восточной Азии

Кафедра монголоведения и тибетологии

Кафедра тюркской филологии

Кафедра японоведения

Кафедра истории стран Ближнего Востока

Кафедра истории стран Дальнего Востока

Кафедра истории Древнего Востока

Кафедра Центральной Азии и Кавказа

Кафедра теории общественного развития стран Азии и Африки

Кафедра теории и методики преподавания языков и культур Азии и Африки
В первой половине XIX века Казанский университет играл исключительную роль в российском востоковедении. В то время этот университет был крупнейшим центром востоковедения России. Великий ученый Н.И. Лобачевский с 1827 по 1846 гг. был директором Казанского университета, и оказал большие услуги в этом деле. Он организовал отделение восточных языков и внимательно следил за учебным процессом этих языков. Параллельно с этим он серьезно занимался повышением квалификации специалистов востоковедов. В его университете под руководством А.К. Мирзаказымбека были созданы кафедры турецкого и татарского языков. Мирзаказымбек по праву считается основателем востоковедения в Казанском университете. Факультет монгольского языка этого университета, основанный с прямым участником Лобачевского является первым факультетом монгольского языка в Европе. Н.И. Лобачевский был серьезным сторонником длительных научных командировок студентов и считал, что такие командировки в восточные страны необходимы для близкого контакта студентов изучения языка и культуры народов. Во времена работы Лобачевского в библиотеки университетов поступили редчайшие экземпляры восточных книг и рукописей. В этой библиотеке была собрана богатая коллекция восточных книг на 18 языках, в том числе на арабском, турецком и персидском языках. По инициативе ректора университета, начиная с 1834 года, стали издаваться «Научные заметки Казанского университета». А.К. Мирзаказымбек в течение 23 лет трудился в Казанском университете, и вложил серьезную долю в историю российского востоковедения. От Мирзаказымбека остались очень разнообразные научные работы. Он писал диссертацию на темы история Кавказа, Персии, Центральной Азии, Крыма и история Ислама. Великие востоковеды XIX века и Н. Берзин, Н.А. Иванов, О.М. Ковалевский, А.В. Попов, К.К. Фойгет и другие знаменитые востокове-ды России были учениками Казымбека. Главные

Эти критерии полностью выявились в процессе учреждения и деятельности Института иностранных языков имени Лазаревых. Говоря о роли создателей востоковедения необходимо подчеркнуть школу Лазаревых, учрежденную в 1815 году в Москве, которая в 1827 году была преобразована в институте восточных языков имени Лазаревых. Этот институт считается первым научным и учебным заведением России по специальности востоковедения. С момента учреждения школы Лазаревых и до ее преобразования в Московский институт востоковедения А.П. Базянц и А. Амирханов всю свою научную работу посетили изучению истории этого института. В их произведениях отражается широкая деятельность русских и иностранных ученых и специалистов, вложивших особый вклад в основу российского востоковедения. Частная школа, учрежденная в 1815 году, переименована в честь ее основателей – братьев Ивана и Якима Лазаревых. Они были членами знатной аристократической и влиятельной армянской семьи, эмигрировавшей в XVIII веке из Ирана в Россию. Иван Лазарев вложил двести тысяч рублей для учреждения специальной школы по воспитанию и обучению бедных армянских детей. В XVII и XVIII вв. под сильным давлением экономического банкротства и беспощадной жестокости персидских и турецких властителей начался поток эмиграции армян из Ирана и Османской империи. Часть этих эмигрантов держали путь в Россию. В результате в Москве образовалась большая армянская община. Эти эмигранты сыграли существенную роль в будущем приближении России к Западу до присоединения Восточной Армении к России в 1828 году. Московский институт имени Лазаревых являлся одним из важных объектов прямой связи России с Востоком. Положительная репутация этого института скоро вышла за пределами России. Среди студентов этого института можно было встретить армян из Ирана, Турции и даже из Индии. Кроме армян, молодые люди других национальностей также учились в этом научном центре. Институт Лазаревых имел тесные контакты с Московским университетом. Такое сотрудничество способствовало организации научной школы востоковедения России, где воспитывалась большая группа знаменитых ученых. Начиная с 1848 года, в институте стали обучать армянскому, азербайджанскому, грузинскому, турецкому, персидскому и арабскому языкам. Выпускники института Лазаревых направлялись на работу в Министерство иностранных дел в качестве драгоманов (переводчиков), или секретарей посольств и консульств России на Среднем Востоке, то есть в Константинополе, Тегеране, Бомбее, Багдаде, Дамаске, Мешхеде и другие города. Те, которые по завершению учебы нанимались в Министерстве внутренних дел, работали на различных административных должностях в Центральной Азии, на Кавказе и в Крыму. Так называемый «Дом Лазаревых» по адресу Москва, переулок Армянская, № 2, где расположена высшая школа Лазаревых, превратился в один из исторических памятников Москвы. В разные годы в этом институте учились такие знаменитые граждане России как А.С. Грибоедов и В.А. Жуковский. Во второй половине XIX века институт Лазаревых превратился с небольшого учебного заведения в один из больших научных и учебных центров России по востоковедению. Знаменитые востоковеды середины и второй половины XIX века Н. Амин, К. Патканиян и С. Шахазиз учились в институте Лазаревых. Также выпускниками этого института являются известные востоковеды Н. Ашмарин, Х. Баранов, В. Гурдельфский, Н. Дмитриев, А. Крымский, Ю. Гусикян, Б. Миллер, В. Минорский, А. Семенов и другие.

4 марта 1919 года издал приказ об учреждении Армянского института Москвы вместо института восточных языков имени Лазаревых. Вскоре этот институт был переименован на Институт передовой Азии. Зимой 1920 года, Совет народных комиссаров восстанавливал институт и заново его учредил. В 1920-21 году Михаил Иосифович Атая – профессор бывшего Института Лазаревых был назначен ректором Центрального института живых языков Востока. В январе 1921 года 420 студентов начали учебу в Центральном институте живых языков Востока. 27 октября 1921 года ввело в действие постановление о том, что учебное заведение живых восточных языков Москвы, отдел Востока университета и другие высшие учебные заведения должны быть объединены в одно высшее учебное заведение под названием «Институт востоковедения Москвы», Нормальная работа института началась с 1924-25 учебного года. В том году Московский институт востоковедения зачислил 260 студентов. Из них 29 человек на арабский факультет, 64 человек на тюркский факультет, 58 человек на персидский факультет, 36 человек на индийский факультет, 32 человека на китайский факультет и 41 человек на японский факультет. Полный период обучения в институте востоковедения – 4 года; 3. Институт состоит из трех факультетов: Ближний Восток - состоящий из арабского, турецкого и персидского отделенияСредний Восток – состоящий из отделения Индии; Дальний Восток – состоящий из отделения Японии и Китая. В годы великой отечественной войны институт был переведен в Фергану. По возврату в 1943 году Московский институт востоковедения размещался по адресу Ростовский проезд, № 13. Начиная с 1953 года, Московский институт востоковедения работал в составе двух отделения Дальнего Востока с факультетами Китая, Кореи, Монголии, Японии и Индонезии, и отделения Среднего Востока состоящего из факультетов арабского, турецкого, иранского, индийского и афганского. При присоединении Московского института востоковедения в 1954 году к Московскому государственному институту международных отношений. его библиотека была передана Московскому государственному институту международных отношений. По присоединению Института востоковедения к Московскому государственному институту международных отношений появились более благоприятные условия для скорейшего роста высших традиций востоковедения. Был организован Институт востока и девять факультетов восточных языков, которые раньше не обучались в Московском государственном институте международных отношений.

Казанский университет одним из первых в России получил кафедру восточной словесности и стал в 30 – 50-х гг. XIX в. ведущим российским центром востоковедения. Успехи казанской ориенталистики были обусловлены как благоприятными условиями местной мусульманской среды, так и одновременной деятельностью таких покровителей востоковедения, как министр народного просвещения С.С. Уваров (1833-1849), попечитель Казанского учебного округа М.Н. Мусин-Пушкин (1827-1845) и ректоры Казанского университета К.Ф.Фукс (1823-1827) и Н.И. Лобачевский (1827-1846).

Однако прежде всего казанская ориенталистика достигла своих высот благодаря самоотверженному труду казанских востоковедов, среди которых в первую очередь следует назвать арабиста Х.Д. Френа, монголоведов О.М. Ковалевского и А.П. Попова, китаистов архимандрита  Даниила, И.П. Войцеховского, В.П. Васовского, В.П. Васа, С.И. Назарьянца, санскритолога П.Я. Петрова, тюркологов и иранистов А.К. Казем-Бека и И.Н. Березина и др. Здесь работали и носители языка персы Абдуссатар Казем-Бек и А.Мир-Моминов, татары И.Хальфин и М.-Г. Махмудов, китаец И.Абдекаримов и араб А.Хуссейн аль-Мекки.

Всего на Восточном разряде Казанского университета было открыто семь кафедр: арабо-персидская (1828), турецко-татарская (1828), монгольская (1833), китайская (1837), санскритская (1842) армянская (1842) и калмыцкая (1846).
Христиан Мартин (Христиан Данилович) Френ (1782-1851) стал зачинателем научного востоковедения в Казанском университет и, в частности, казанской арабистики. Более того, академик И.Ю. Крачковский считал, что «основным объектом преподавания Френа за все десять лет в Казани был почти исключительно арабский язык»[1].

В 1800-1804 гг. Френ учился в Ростокском университете у знаменитого немецкого ориенталиста О.Г. Тихсена. Позже он получает степень доктора философии и магистра свободных наук, а также степень доктора богословия. Вскоре после этого в ответ на просьбу С.Я. Румовского, первого попечителя Казанского учебного округа, порекомендовать кого-либо на вакансию профессора кафедры восточных языков в Казанском университете Тихсен отметил именно Френа как своего самого талантливого студента.

 Двумя главными проблемами, с которыми столкнулся Френ на новом месте работы в 1807 г., были крайняя малочисленность его слушателей и плохое знание его учениками латинского языка, из-за чего лекции профессора были малопонятны.

Используя немногие доступные в то время издания, Френ ежегодно менял комментируемых авторов и как мог пытался разнообразить преподавание. В первом плане преподавания арабского языка значились этимология арабского языка и объяснение арабских авторов (Абульфеды или Локмана). С тех пор в ежегодных отчетах Френа значились жизнеописание десяти визирей по изданию Кносса, чтение арабской хрестоматии Тихсена, Абульфедовы таблицы о Магребии и Нигриции по изданию Эйхгорна, избранные арабские произведения в стихах и прозе, стихотворения Шараф-ад-дина, статьи из Фаттеровой и Ранковской хрестоматий географического и исторического характера[2]. Арабский словарь, составлением которого Френ занимался в Казани и впоследствии в Петербурге, так и остался неизданным.

Летом 1818 г. на место профессора восточной словесности по рекомендации Френа был приглашен доктор философии Геттингенского университета Фридрих Франц Эрдман. Однако Эрдман, по мнению исследователей, был больше чиновником от ориенталистики, нежели самим ориенталистом. Отзываясь об этой стороне его деятельности, историк востоковедения И.Ю. Крачковский пишет, что Эрдман «умел импонировать людям малосведущим или власть имеющим, почему достиг чинов и степеней известных, нередко выполняя должности декана и проректора»[3].

Вряд ли можно сказать, что за 27 лет своей деятельности в Казанском университете Эрдман подготовил себе преемников-арабистов из числа студентов. 34 научные работы Эрдмана на немецком, латинском, русском и французском языках также не принесли их автору ожидаемого признания[4].

Мирза Александр Касимович Казем-Бек стал наиболее видным из всех казанских ориенталистов.  Даже скептично настроенный Крачковский пишет о нем, что «он не без оснований считается создателем Казанской школы востоковедения, на которую наложил отпечаток своей слагающейся научной индивидуальностью»[5]. Казем-Бек начинает работать в Казанском университете в 1825 г. по представлению Эрдмана, а уже через три года стал заведующим вновь образованной кафедры турецко-татарской словесности.

Помимо Эрдмана и сменившего в 1846 г. его на посту заведующего кафедрой арабско-персидской словесности Казем-Бека, здесь также работали следующие арабисты:

Михаил Борисович Первухин (преподавал в 1834-1840 гг., по другим источникам – только в 1837-38 гг.[6]). Выпускник университета, работал преподавателем арабского языка в первой гимназии. В 1837 г., по случаю научной командировки Казем-Бека в Петербург, ему было поручено преподавание арабского и персидского языков в университете.

Николай Дмитриевич Сонин (Багиров) (преподавал арабский в 1837-1846 гг.). числился учителем персидского языка и комнатным надзирателем при Первой гимназии. Известно, что со студентами III и IV курсов университета он занимался переводом басен Локмана с арабского на персидский и упражнениями. 10 июля 1839 г. Советом Казанского университета ему была объявлена благодарность «за преподавание в Казанском университете с усердием и совершенным успехом начал персидского и арабского языков»[7].

Иван Петрович Жуков (преподавал с 1842 по 1846 гг.[8], по другим источникам – с 1843 по 1847 гг.[9]). Он окончил университет со степенью кандидата арабско-персидской словесности в 1842 г. и в течение четырех лет преподавал арабский на «низших курсах».

Михаил Тимофеевич Навроцкий (1823-1871 гг., преподавал в 1846-1848 гг.) был учеником Жукова и Казем-Бека. «Как и все питомцы казанской школы, он не ограничивался одним арабским языком»[10], однако именно арабистика стала его основной сферой деятельности в Казани и впоследствии в Петербурге, где он возглавит кафедру арабского языка и опубликует грамматику. Уже с 1847 г. он занимается преподаванием «начал арабского языка студентам первых курсов»[11].

Иван Иванович Иванов (преподавал с 1849 г.) был также кандидатом арабско-персидской словесности, выпускником 1844 г. В основном он преподавал персидский язык младшим курсам в 1845-1850 гг.

Ахмед ибн Хусейн ал-Мекки (с 1852 г.), «практикант арабского языка», природный носитель языка, уроженец Мекки. Он разговаривал со студентами на «живом арабском языке», т.е. упражнял их в мекканском диалекте. В Казани сохранилось в рукописи его учебное пособие «Русско-арабские разговоры».

Мухаммед-Галей Махмудов (преподавал с 1844 г.). Его личность стоит несколько особняком в ряду преподавателей кафедры, поскольку Махмудов был здесь единственным представителем татарской нации и не являлся преподавателем арабского языка. Студентам университета и гимназии, изучавшим восточные языки, он преподавал каллиграфию и был незаменимым специалистом в своей области. Махмудов изучил персидский, турецкий и арабский языки в 19 лет под руководством известного муллы Хайбуллы хазрета. Казем-Бек выделял Махмудова как отличного знатока языков и восточной каллиграфии, и по его ходатайству Махмудов в 1849 г. был утвержден в службе по учебной части и из податного оклада исключен»[12].

Иван Николаевич Холмогоров (1819-1891 гг., преподавал в 1848-1852 и 1861-1868 гг.). Выпускник Восточного разряда 1841 г. со званием действительного студента, 19 июля 1851 г. был утвержден кандидатом восточной словесности. После работы учителем русского языка в Пензенской и  Астраханской гимназиях он являлся преподавателем арабского языка и словесности в Казанском университете. Позже он уехал работать в Ришельевский лицей в Одессе. Стал экстраординарным профессором арабского языка уже после закрытия Восточного разряда в 1863 г.[13].

Иосиф Федорович Готвальд (1813-1897 гг., преподавал в 1849-1855 гг.). Уроженец Силезии, немецкий славянин, он в 1836 г. получил степень доктора философии от Бреславльского университета и через два года благодаря протекции академика Френа получил должность библиотекаря в императорской Публичной библиотеке. В 1849 г., в связи с отъездом из Казани Казем-Бека, Готвальд был назначен ординарным профессором арабского и персидского языков, а на следующий год – и библиотекарем Казанского университета, где проработал практически до смерти в 1897 г. Являлся членом-корреспондентом Рижского (1844) и Лейпцигского (1846) ученых обществ, членом испытательного комитета университета в 1850-1855 гг.[14]. С 1855 г. Готвальд также выполнял обязанности цензора восточных сочинений.

И.Ю. Крачковский отводит Готвальду несколько страниц в своей истории российской арабистики и, воздавая должное заслугам ученого, называет его «серьезным арабистом с основательной подготовкой», появившимся впервые в Казани после Френа[15].

Преподавание арабского языка велось в соответствии с последними учебными пособиями и зачастую опережало преподавание арабистических дисциплин не только в Москве и Петербурге, но и во многих университетах Европы.

Отличительной чертой арабистики, как и всего востоковедения в Казанском университете, стала широкая языковая подготовка студентов. Выпускники арабо-персидской кафедры владели арабским, турецким, персидским и латинским языками, а также факультативно занимались другими языками под руководством своих наставников.

Многие из воспитанников кафедры заняли видные посты на государственной службе или продолжили научно-исследовательскую и преподавательскую работу в университетах, гимназиях и Азиатском департаменте МИД. Кафедра арабско-персидской словесности давала России в первой половине XIX в. первоклассных знатоков арабского языка в соответствии с целями, которые ставились перед Восточным разрядом и востоковедением в целом.

Научные труды казанских ученых первой половины XIX в. также во многом определили последующее развитие арабистики в России и за рубежом. Среди наиболее выдающихся работ следует отметить такие труды, как «Монеты восточных династий Саманидов и Буидов с конца IX до первой половины XI веков» и «О необходимости употребления критического разбора изданий арабских авторов, с приведенными примерами из истории Сарацинской Алмацина» Х.Д. Френа, «Мюхтасерюль вигкает (сокращенный викает). Курс мусульманскаго законоведения» и «О некоторых политических переворотах, приготовивших поприще Мохаммеду в Аравии и вне ее» А.К. Казем-Бека, «Описание арабских рукописей, принадлежащих библиотеке императорского казанского университета» и «Опыт арабско-русскаго словаря на Коран, 7 моаллакат и стихотворения Имруулькейса» И.Ф. Готвальда, «Очерки арабской речи и арабской письменности» И.Н. Холмогорова и другие.

Кроме того, кафедрой неоднократно организовывались научные путешествия своих выпускников с целью сбора информации и ценных материалов по истории, филологии и этнографии Ближнего Востока. Такой поездкой, оставившей заметный след в арабистике, стало путешествие В.Ф. Диттеля и И.Н. Березина в Персию, Турцию и страны арабского Востока в 1842-1845 гг.

 В своих научных путешествиях Диттель и Березин посетили некоторые области России, населенные мусульманами, Иран, Турцию, Грецию и такие города арабского Востока, как Хилле, Багдад, Мосул, Диарбекир, Семисат, Искендерун, Алеппо, Антакия, Антиохия, Пальмира, Баальбек, Дамаск, Акр, Яффа, Иерусалим, Газа, Александрия и Каир. 

Где бы ни находились путешественники, они ежедневно упражнялись в языках и диалектах данной местности, осматривали достопримечательности, разговаривали с жителями, собирали древности и рукописи, подробно описывали и анализировали все увиденное в дневниках.

Несмотря на радужные перспективы, стоявшие перед Восточным разрядом и казанской арабистикой в частности, в 1851-1854 гг. Николаем I были подписаны указы «О прекращении преподавания восточных языков в Казанском императорском университете и о создании в Петербурге Азиатского института» (ноябрь 1851 г.) и «О прекращении преподавания восточных языков в Казанском университете» (октябрь 1854 г.), обозначившие новую политику централизации востоковедения. Казань была слишком далеко от столицы, к тому же Казанский университет с самого начала отличался вольнолюбивым духом и свободомыслием. Теперь основным центром российской ориенталистики становились Петербургский университет и другие высшие учебные заведения Москвы и Петербурга, куда перемещались профессора и лекторы А.К. Казем-Бек, С.И. Назарьянц, П.Я. Петров, И.Н. Березин, Н.Сонин, М.Т. Навроцкий и другие. Окончательно преподавание восточных языков в Казанском университете было прекращено в 1855 г. и никогда уже не возрождалось в прежнем объеме.



В прессе об Индии упоминалось, как правило, в информационных заметках, которые были основаны на английских и французских источниках. По мере развития английского империализма в Индии, в российской периодике стали появляться расширенные материалы, авторы которых ясно осознавали происходящие процессы и переживали за судьбу индийского народа. Пресса того времени являлась очень важным элементом в знакомстве русского человека с Индией. Прогрессивная печать осуждала Англию. Таковы, например, обзорные заметки в журнале «Вестник Европы» за 1818 год: «Почему Англия следует двум политикам? Почему в Европе называет она то хищением, что в Индии почитает законным правом? Здесь вопиет она для восстановления законных государей, там для низвержения также законных государей, и везде для увеличения своего могущества…Надлежало бы помнить, что иногда порабощенные народы налагают цепи на самих же своих притеснителей»; «Чем могла бы сделаться Восточная Индия, если бы со временем последовала бы Северной Америке, и что было бы с колоссом Великобритании, если б она лишилась сей твердой опоры своего могущества?» [тоже, 117]. В.Г. Белинского Индия привлекла в начале 30-х годов. В его багаже – перевод статьи «День в Калькутте», напечатанной в журнале «Молва», выходившем при «Телескопе». Белинский показал жажду наживы англичан, стремление властвовать над побежденным. [Тоже 117]. Белинского, а вместе с ним и Герцена, остро волновали вопросы слабого сопротивления индийцев британскому господству. Эти передовые мыслители, да и в целом все революционные демократы, видели в индийском вопросе отголосок русских проблем и убеждались в необходимости реформ. В 40-х годах в русской журналистике уже сложилась индийская тема. Все сколько-нибудь значительные издания, так или иначе, затрагивали ее. Публиковались исследования, переводы классической литературы, рецензии и библиографические заметки. Особую роль здесь играл передовой журнал «Отечественные записки». С середины 1839 года отдел критики возглавлял Белинский, а позже в нем начал сотрудничать Герцен. Демократическая направленность журнала ярко проявлялась в публикациях, посвященных Индии. С журналом сотрудничали авторы, проводившие долгое время непосредственно в самой стране. Так, в 1845 году была напечатана статья Э. Варрена, - французского офицера, прослужившего долгое время в британской армии на юге страны, и критиковавшего английское правительство. В том же году отечественные записки поместили статью «Верования Индусов», в которой освещалась религиозная ситуация в стране, уделялось внимание острой межрелигиозной борьбе, знакомила читателя с Ран Мохан Раем – просветителем и религиозным реформатором Индии. [Россия и Индия, 118]. Особый вклад в русскую журналистику внес князь А.Д. Салтыков. В своих «Письмах из Индии» Салтыков пишет о первых впечатлениях: «Перед вами - люди полунагие, в белых полостях, с медяным цветом лица, с разрисованными плечами и руками, в чалмах белых, алых, желтых или зеленых. Перед вами - женщины, также едва облаченные в разноцветные, прозрачные, как паутина, ткани, разукрашенные золотыми и серебряными ожерельями, кольцами, подвесками на шее, на руках, на ногах, серьгами в ушах, в ноздрях, раздушенные благовонными цветами, вплетенными в волосы... Окинув беглым взором этот роящийся народ, вы торопитесь взглянуть на странные капища, уставленные бесчисленным множеством истуканов: тут толпы факиров, увечных, иссохших, худых, как оглоданные кости, с длинными, крючковатыми ногтями на руках и ногах; тут безобразные старухи, волосы растрепаны, взоры дики. Тут обширные пруды с каменной набережной – в них обмывают покойников. Далее безмолвные часовни гебров, шумные пагоды индийцев, - тяжелый запах мускуса от множества мускусных крыс, живущих под землею, разлит по воздуху; странные звуки неумолкающей музыки... Вот что с первого раза овладеет вниманием путешественника». В «Отечественных записках» за 1844 год была напечатана статья «Несколько замечаний, касательно английской Ост-Индской компании в Индостане (Выдержка из записок русского путешественника А.Г.Ротчева)», под авторством А.Г.Ротчева. «Я был поражен бедностью и страшной нищетою, - пишет он, - в которую погружены три четверти народонаселения Индии… Загляните в жилища этих людей, столь полезных и столь трудолюбивых – какое зрелище. Жалкая землянка…Обыкновенная пища их – горсть муки, брошенная в холодную воду, которую за недостатком соли они приправляют красным перцем» [Тоже, 119]. Как мы видим, XIX век становится веком «прозрения», когда, сбрасывая вуаль богатства, Индия предстает перед российским путешественником и читателем нищей. Благодаря Ротчеву Россия знала теперь и другую Индию – «ограбленную англичанами, нищую бесправную колонию» [«Россия и Индия». С. 120]. Народное восстание в Индии 1857-1859 гг. привлекло внимание российской общественности. Журнал «Отечественные записки» писал: «В настоящее время в политическом мире едва ли есть вопрос важнее, интереснее и серьезнее вопроса об Индии… все с величайшим нетерпением ждут известий из Индии; на столбцах газет прежде всего ищут магических слов: «Индия», «индийская почта», «корреспонденция из Калькутты»» [«Россия и Индия». С. 128]. Помимо «Отечественных записок», такие журналы и газеты как «Атеней», «Военный журнал», «Русский вестник», «Военный сборник», «Санкт-Петербургские ведомости», «Московские ведомости» и другие начали активно публиковать материалы об индийском восстании. Сначала это были краткие заметки, затем – по мере возрастания событий – подробные описания сражений, критический анализ английского господства. Однако, ни одна российская газета не имела своих корреспондентов в Британской колонии, и большая часть информации черпалась из английских источников [«Россия и Индия». С. 128]. В периодической печати России сразу же определился разный подход к событиям в Индии. Это объясняется размежеванием и российского общества того времени. Взгляд правящих кругов выражала статья одного из ярких представителей официальной исторической науки М. П. Погодина, в которой говорилось, что «все в России забыли ненависть против англичан и видели в них только представителей цивилизации, которой угрожает варварство», опубликованная в газете «Ле Норд» за 17 ноября 1857 года [«РиИ». С. 128]. В декабре того же года «Петербургские ведомости» опубликовали серию статей известного консервативного публициста Н. И. Тарасенко-Отрешкова, в которой он также защищал и оправдывал Англию. Губительность Ост-Индской кампании выразил редактор журнала «Атеней» Е. Корш в своей либерально направленной статье «Индийское восстание, его причины и последствия» (1858 г.). Однако, Корш, как и другие либералы, критиковал лишь крайности Британского правительства, не выступая против самой системы колониальной эксплуатации.

Более глубокую и осмысленную оценку восстанию дали русские революционные демократы. Хотя их мнение и не было господствующим, именно оно являлось выражением прогрессивной российской мысли середины XIX века. Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов через журнал «Современник» активно поддерживали идеи восстания. В сентябрьском номере журнала за 1857 год за подписью Н. Турчинов (псевдоним Н. А. Добролюбова) была опубликована статья «Взгляд на историю и современное состояние Ост-Индии». В ней автор выражает глубокую симпатию индийскому народу. Причины восстания Добролюбов видел в порочности всей системы английского господства: «Беспорядки управления, угнетение жителей… глухое, покорное недовольство, которое, однако, рано или поздно должно было выразиться открыто, потому что есть мера всякому терпению человеческому, должны были вылиться в восстания индийцев.» [Добролюбов Н. А. Собрание сочинений. Т. 2. – М., 1962. С. 7-8.]. В конце XIX-начале XX вв. в публицистике России социально-экономическое развитие Индии, ее Идеология освещались не в полной мере, хотя с завидным постоянством: практически каждая газета и журнал освещали индийскую тему. Важнейшими особенностями таких работ являлись историзм, социологический анализ, антиколониализм. Материалы печатались по следам текущих событий в форме научно-популярных обозрений, политических памфлетов, рецензий, заметок. В 60-80-е годы об Индии активно печатали петербургские журналы «Русское слово» (1859-1866) и «Дело» (1866-1888). Среди авторов, писавших об Индии, были: Н. В. Шелгунов – публицист, историк, последователь Чернышевского; В. В. Берви – видный экономист, социолог, демократ-просветитель; Н. М. Ядринцев – писатель, этнограф, издатель литературно-публицистической газеты «Восточное обозрение»; М. И. Венюков – географ, путешественник, историк, этнограф; С. С. Шашков – историк, социолог, публицист [«РиИ. С. 206»]. В статье С. С. Шашкова «Индустан и англичане» приводились сведения об индийской кастовой системе, сравнивая ее с делением общества на классы. «Власть, богатство, образованность – все это монополизировано двумя высшими кастами» [«Дело», 1878, № 1. С.84]; говоря о неприкасаемых, автор отмечал: «Всякий мог убить его как зверя, а оказавший ему хотя малейшее покровительство, подвергался одинаковой с ним участи» [«Дело», 1878, № 1. С.84]. Большое внимание Шашков уделял положению женщины в индийском обществе. Публицист знакомил русского читателя с историей возникновения Калькуттского общества за эмансипацию женщин, о превращении этого движения в одно из важнейших звеньев борьбы демократических сил Индии за социальный прогресс [«РиИ». С.207.]. Н. М. Ядринцев в своей статье «Очерки индийской колонизации» обличал жажду наживы англичан, их жестокость и вероломство. Журналист Н. Вессель отмечал, что «англичане – чиновники, купцы – не считают туземцев за людей, а смотрят на них только как на животную рабочую силу, подлежащую возможно большей эксплуатации» [«РиИ». С.208]. Мысль автора поддерживал М. И. Венюков, лаконично выразив саму суть отношений между поработителями и порабощенными: «Наглость и презрение, с одной стороны, глубочайшая ненависть – с другой» [«РиИ». С.208]. В 90-е годы XIX века на страницах журналов «Жизнь», «Вестник всемирной истории» появляются статьи автора, которого М. Горький ставил в один ряд с самыми блестящими журналистами того времени – Д. Сатурина. Сатурин продолжил традицию своих предшественников в критике английского правительства. Но в отличие от них ему были доступны индийские источники информации: документы, монографии, периодика. Он был лично знаком с передовыми журналистами Индии. В своих работах Сатурин значительное внимание уделял развитию капитализма и национальной буржуазии в Индии: «И по мере развития крупной промышленности будет расти тот класс, который явится надежной опорой молодой Индии в ее борьбе за прогрессивные реформы и который послужит звеном между новой Индией и теми элементами, какие успеют уцелеть от старой Индии» [Сатурин Д. Индия и ее горе. С. 71]. Передовые мыслители России конца XIX-началаXX вв. следили за процессом брожения народных масс Индии, который прорывался в форме стихийных, антифеодальных и антиколониальных выступлений. По анализу статей того времени мы можем видеть, что Россия не была однозначна в этом вопросе: в то время как либеральные круги поддерживали некоторые действия англичан, революционно-демократические силы выступали резко против колониального ига. Эти процессы отражались на страницах печатных изданий. Русскую интеллигенцию привлекали процессы культурной и духовной жизни индийского общества, отражавшие переосмысление старых идеалов и новое отношение к социальным институтам. На страницах различных периодических изданий появлялись статьи об обществе «Брахмасамадж» и Рам Мохан Рае, обществе «Арья сомадж» и Даянанде Сарасвати. 23 Марта 1900 года в «Правительственном вестнике» прошло следующее сообщение: «Государственный совет в соединенных департаментах законов и государственной экономии и в общем собрании, рассмотрев представление МИД об учреждении Генерального консульства в Бомбее, мнением положил: Действующие штаты заграничных установлений МИД дополнить учреждением должности Генерального консула в Бомбее…» [4, стр. 25] 16 сентября 1900 года Клемму была дана инструкция МИД, в которой отмечались основные направления деятельности консула в Бомбее: «С назначением вас консулом в Бомбей императорскому правительству представляется в первый раз возможность получать непосредственные сведения об экономической жизни Индии и о финансово-торговой политике индийского правительства. В следствие чего считаю долгом отметить… те вопросы, на которые Вам следует обратить особое внимание. Помимо наблюдения за экономическим положением Индии и степенью ее участия в международной торговле вообще и торговле с Россией в особенности было бы весьма желательно выяснить, каковы условия соперничества на рынках Индии русского товара с товарами другого происхождения… При рассмотрении тех мер, которые по Вашему мнению, желательно будет принять в интересах развития наших торговых сношений с Индией, Вы не оставите сообщить Ваше заключение по вопросу о том, какие русские товары могли бы найти в Индии сбыт» [4, стр. 34]. Первым генеральным консулом в Бомбей был назначен Вильм Оскарович фон Клемм. Итак, основной задачей консула было содействие налаживанию русско-индийских экономических связей, а также защита интересов российских граждан в Индии. 9 ноября 1900 года было открыто Российское консульство в Бомбее, о чем В. О. Клемм сообщил в Первый департамент МИД Н. Г. Гартвигу: «…имею честь донести, что прибыв в Бомбей через Коломбо и Мадрас 9\22 ноября, открыл в тот же день в этом городе Российское Императорское Генеральное консульство…» [4, стр. 55]. Идеи первой русской революции оставили свой след в Индии. Маратхский борец за независимость Локмания Тилак в своей борьбе против английского правительства часто ссылался на Россию, говоря, что «даже российский царь должен был повиноваться бомбе, и хотя он многократно делал попытки покончить с Думою, он, наконец, был принужден признать ее существование по необходимости…» [4, стр. 182]. Из этого документа хорошо видно, какое сильное влияние оказала первая русская революция на национально-освободительное движение в Индии. После подписания в 1907 г. Англо-русского соглашения. Российские официальные власти больше не поддерживают связи с индийским национально-освободительным движением, и основным направлением деятельности русского консульства становится развитие торговых связей России и Индии. В 1917г. в связи с событиями в России – Февральской революцией и Октябрьским переворотом, русско-индийские дипломатические связи были нарушены. С Индией отношения всегда были традиционно дружественными. Индия, сама столкнувшаяся с этническими противоречиями, внимательно следила за набиравшими силу центробежными тенденциями в бывшем СССР и сейчас внимательно следит за действиями, предпринимаемыми российским руководством по ликвидации националистической “ржавчины” внутри Российской Федерации. Индия настойчиво ищет альтернативу исламским современным схемам. Она не только противодействует воинствующему исламизму Ирана и Пакистана, но и фундаменталистским группировкам Афганистана и республик Средней Азии. В треугольнике отношений Россия-Китай-Индия Санкт-Петербург и Москва отводили Дели роль регулятора, и эта роль стала перманентной. Являясь одним из лидеров Движения неприсоединения, Индия всегда поддерживала инициативы Москвы на международной арене, хотя сама Москва нередко проявляла безразличие к региональным проблемам Дели. Так, во времена горбачевской перестройки был сделан значительный позитивный “виток” в отношениях с Индией, однако многие перспективные идеи (такие, например, как концепция “несилового мира”) были “заговорены” Москвой и ею же “задвинуты” на второй план. Взаимоотношения народов России и Индии имеют давнюю традицию. За всю свою историю они ни разу не были омрачены военными конфликтами, идеологическими противоборствами и торговым соперничеством. Причем эти отношения зиждились на неофициальной основе. Важные политические и идеологические события в одной стране находили сочувственный отклик в другой. Так происходило во времена индийского восстания 1857-1859 гг., первой русской революции 1905-1907 гг. и Февральской революции 1917 года. Эта тенденция оставляет надежду на обоюдную поддержку народов России и Индии и в будущем.




<< предыдущая страница