Тамбов, Россия повседневность как индикатор изменения общественного сознания в романе к

М.А. ЖМАТОВА

Тамбовский государственный университет имени Г.Р.Державина»,

Тамбов, Россия
ПОВСЕДНЕВНОСТЬ КАК ИНДИКАТОР ИЗМЕНЕНИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ В РОМАНЕ К. ВОННЕГУТА «МЕХАНИЧЕСКОЕ ПИАНИНО»
Проблема повседневности активно разрабатывается в различных областях научного знания: в социологии, культурологии, философии, психологии. Существует множество интерпретаций термина «повседневность». Так, например, немецкий феноменолог Бернхард Вальденфельс (р. 1934) писал: «Повседневное – это то, что происходит каждый день, что прорывается сквозь «упорядоченную суматоху» праздников» [Вальденфельс 1991: 42].

По мнению русского социолога А.В. Худенко, «…повседневное – это нечто привычное, близкое, упорядоченное. Скажем, жизнь пчелы жёстко фиксирована инстинктом. Человек не «фиксирован» и, в соответствии со своей природой, должен изобретать намеченный лишь весьма приблизительно порядок, создавать свой мир. В процессе привыкания и освоения его навыки преобразуются в знания и умения, которые многократно воспроизводятся и воплощаются в материальных предметах. Это касается питания, одежды, продолжения рода, расположения жилища, распределения времени и т.п. – всего того, что принадлежит миру, близкому и знакомому для человека, миру, в котором он может свободно ориентироваться» [Худенко 1993: 63].

«Проблематика повседневного охватывает то знакомо-привычное, близкое человеку поле бытия, которое, как правило, не замечается им, а если и замечается, то воспринимается в качестве само собой разумеющейся реалии. Сложность и противоречивость рассмотрения, охвата и представления феномена повседневного заключается в неисчерпаемости, многоликости, разнородности его содержания», – рассуждает философ О.Ю. Марковцева [Марковцева 2006: 111].

Как видим, исследователи единодушны в том, что повседневность – это некая система действий, совершаемых с определённой периодичностью. На наш взгляд, явление повседневности не имеет отрицательной коннотации, поскольку под ним понимается не рутинность будней, а имманентное стремление к стабильности. Таким образом, размышляя о повседневности, мы будем подразумевать нечто упорядоченное, каждодневное, привычное, знакомое.

Проблема повседневности осмысливается и в художественной практике. В ежедневных делах и занятиях глубже раскрывается характер героя, вместе с тем повседневность выступает индикатором социальной жизни. По «совокупности повседневностей» всех героев можно определить, насколько здорово и гуманно общество. В этой связи особый интерес представляет антиутопия, или роман-предупреждение, как ещё квалифицируют этот жанр. Так, роман-антиутопия американского писателя Курта Воннегута (1922-2007) «Механическое пианино» («Player Piano», 1952) изображает общество будущего, в котором машины победили людей. Полностью автоматизированное производство исключает бόльшую часть общества из сферы экономики. Государство обеспечивает едой, одеждой, рабочими местами (Армия или Корпус Ремонта и Реставрации (КРР)), но не способно дать людям ощущение собственной необходимости: «…всё дело не в том, что у людей отняли работу, а в том, что их лишили чувства причастности к чему-то, значимости. Зайдите как-нибудь в библиотеку и просмотрите газеты и журналы за период второй мировой войны. Даже тогда велось уже много разговоров о том, что войну выиграли люди, сведущие в области производства – сведущие, а не народ, не средние люди, которые стояли за станками <�…>. Даже тогда половина народа, или даже больше, не очень разбиралась в машинах, на которых им приходилось работать, или в том, какую продукцию они выпускают. Они принимали участие в экономическом процессе, этого никто не отрицает, но не так, чтобы это могло давать удовлетворение их собственному «я» [Воннегут 2006: 114]. Чувство неприкаянности и ненужности обретает статус повседневности. Людям необходима настоящая работа, позволяющая применить свои способности, но вместо этого они вынуждены проводить бόльшую часть времени в пивной и наблюдать за тем, как жизнь их сыновей становится бессмысленной. Примечательно, что никто не испытывает финансовых трудностей, внутренние мучения людей проистекают именно от сознания собственной ненужности: «Если его сын не способен ни на что лучшее, чем Армия или КРР, так в чём же здесь твоя вина?

– Я не виноват, но если бы не было подобных мне людей, то он стоял бы себе за станком на заводе…

– Он что – голодает?

– Конечно, нет. Кто сейчас голодает!

– У него есть жильё и теплые вещи. У него есть всё, что он имел бы, если бы потел над каким то идиотским станком, кроя его почём зря, совершая ошибки, бастуя каждый год, ведя борьбу со своим мастером, являясь на работу с похмелья» [Воннегут 2006: 49].

Армия готова принять всех, кого машина признала неспособным стать инженерами и управлять станками. Молодые люди проходят службу в течение 25 лет, но если их Личные Показатели достаточно низки, то весь срок службы они остаются рядовыми. «Американцы изменили почти всё на земле, – ответил Хашдрахр, – но легче было бы сдвинуть Гималаи, чем изменить Армию» [Воннегут 2006: 88], – произносит герой во время смотра. Мы видим, насколько сер и уныл армейский быт: «And Hacketts thought of how he was going to be left alone in the barracks this week end when everybody else was out on pass because of what happened in inspection that morning after he'd mopped and squeegeed the floor and washed the windows by his bunk and tightened up his blankets and made sure the tooth-paste tube was to the left of the shaving-cream tube and the tube caps both pointed away from the aisle and that the cuff on his rolled-up socks pointed up in his footlocker and that his mess kit and mess cup and mess spoon and mess fork and mess knife and canteen were shining and that his wooden rifle was waxed and its simulated metalwork blackened and his shoes shined and that the extra pair under his bunk were laced to the top and tied and that the clothes on his hangers went: two shirts, O.D.; two pants, O.D.; three shirts, khaki; three pants, khaki; two shirts, herringbone twill; two pants, herringbone twill; field jacket; dress blouse, O.D.; raincoat, O.D.; and that all the pockets were empty and buttoned and then the inspecting officer came through and said, «Hey soldier, your fly's open and no pass for you» [пунктуация автора романа – М.Ж.; Vonnegut 1952: 69-70]. Казарменное существование, без дома, без семьи иронически изображается в романе. Содержащийся в приведённом фрагменте перечислительный ряд, отсутствие знаков препинания, позволяют усилить ощущение бессмысленности выполняемых героем действий, на лексическом уровне продемонстрировать, как повседневность превращается в абсурд.

С одной стороны, в романе представлено, казалось бы, идеальное общество. Но с другой – возникает противоречие: люди утратили ощущение стабильности, порождаемое неизменностью привычных будничных действий. Почему спроектированный для удобства людей дом («Две спальни, гостиная с нишей для стола, ванная и кухня, <�…> излучающее отопление находится в полу. Мебель сконструирована после тщательнейшего изучения удобств и неудобств жильцов в масштабах всей страны» [курсив мой – М.Ж.; Воннегут 2006: 200]) перестал быть уютным, когда в нём появились машины, способные за несколько секунд вымыть посуду и выстирать бельё? Почему Ванде сложно ответить на вопрос гостя: «…для чего ей приходится всё это делать в такой спешке – одно за несколько секунд, другое за несколько секунд. Куда это она так торопится? Что, кроме этого, ей ещё нужно делать столь срочно, что она не может тратить время на все эти вещи?» [Воннегут 2006: 202]. И ещё большее недоумение у неё вызывает следующий вопрос: «Значит, вы живёте и получаете так много удовольствия от вашей жизни?

Ванда залилась румянцем и, уставившись глазами в пол, шевелила носком уголок ковра.

– О, телевизор, – пробормотала она. – Мы его очень много смотрим, правда, Эд? А ещё много времени я провожу с детьми, с маленькой Долорес и Эдгаром младшим. Вот так вот. Разные дела» [Воннегут 2006: 202]. И в то же время героиня рада тому, что из-за поломки стиральной машины она может стирать бельё в лохани. Мы видим, что женщина утрачивает свою исконную функцию хранительницы домашнего очага: ей на смену приходят машины, которые выполняют всю работу по дому.

«Повседневная жизнь часто протекает без рефлексии, следуя обычаям и рутинам, которые акторы не всегда сознают. Вот почему ответ по телефону на вопрос: «Что ты сейчас делаешь?» часто вызывает неловкий ответ: «Ничего!», что, конечно, неправда, так как ничего не делают только мертвецы! Мы всегда что-то делаем, пока живём» [Штомпка 2009: 10], – пишет польский социолог Пётр Штомпка. А героям романа Воннегута нечего делать. Это победа научно-технической революции и одновременно – трагедия для человека и общества в целом.

Ещё одной важной составляющей повседневности является отдых – приятное времяпрепровождение, которым можно вознаградить себя за работу. Но и этого лишены персонажи романа. Представители высшего слоя общества – инженеры – вынуждены отдыхать в Лужке, где поют хоровые песни, занимаются оздоровительной гимнастикой. Простые люди проводят всё свободное время, которого у них более чем достаточно, в барах, следя за тем, как местная «знаменитость» Элфи угадывает, какую композицию играет оркестр, за переодеваниями Люка Люббока, или с интересом наблюдая, как маленький мальчик пускает кораблики в луже, оставленной человеком с брандспойтом. Таким образом, всё, из чего состоит повседневная человеческая жизнь, утрачивает своё значение: работа, дом, отдых как сферы бытия постепенно мутируют и превращаются в подлинное мучение. Повседневность искажается под влиянием стремительного развития науки; вместе с ней трансформируется мышление и поведение социума. Люди привыкают к «машинизации» жизни (Н.А. Бердяев) и абсолютно полагаются на технику, которая решает, где им учиться, работать, вычисляет, к кому в гости приедет Шах, совершающий экскурсию по стране. Люди подобны клавишам механического пианино: «…они опускаются и подымаются, доктор! Как будто кто то колотит по ним. Смотрите, они шевелятся!» [Воннегут 2006: 42]. Неслучайно роман имеет символическое заглавие, репрезентирующее его главную идею: в мире, где господствуют машины, люди утрачивают своё истинное предназначение и превращаются в «детали» огромного механизма.

Закономерным является финал романа, демонстрирующий, как народ восстаёт против сложившейся системы. Новые «луддиты» вступают в борьбу с прогрессом. Общество, готовящееся к третьей промышленной революции, позволившей бы машинам научиться думать, спровоцировало революцию идеологическую. Отметим, что войну машинам объявляют два выдающихся инженера своего времени, создатели Иллиума, – то есть, с механизмами борются их собственные хозяева.

Подводя итог, следует отметить, что повседневность определяет уровень жизни общества, его идеологические установки и ценностные ориентиры. Герои романа Воннегута, ещё не осознав всей масштабности происходящих перемен, осознают, что их жизнь утратила равновесие, и привычное перестало восприниматься комфортным. Писатель акцентирует мысль о том, что развитие общества должно быть гармоничным и естественным, а развитие науки и техники не всегда приводит к общественному благополучию.

Список литературы

Бердяев Н.А. Дух и машина // Бердяев Н.А. Судьба России. М. 1990. С. 216-223

Вальденфельс Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности // Социо-логос. 1991. №. С. 17-23

Воннегут К. Механическое пианино. М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2006. 413с.

Vonnegut K. Player piano. New York: Abon books, 1952. 320p.

Марковцева О.Ю. Повседневность как бытие человека в мире // Вестник ОГУ. 2006. № 6 (июнь). Т. 1. С. 111-117.

Худенко А.В. Повседневность в лабиринте рациональности // Социологические исследования. 1993. №4. С. 67-74.

Штомпка П. В фокусе внимания повседневная жизнь. Новый поворот в социологии // Социологические исследования. 2009. №8. С. 3-13.