Проблемы становления информационной парадигмы в экономической теории

ПРОБЛЕМЫ СТАНОВЛЕНИЯ ИНФОРМАЦИОННОЙ ПАРАДИГМЫ В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
Ставцева Т.И.
Орловская региональная академия государственной службы, Орел, Россия
The article discusses the problem of the new paradigm in economic theory connecting it with the information-type economy forming. The author finds the necessity of changing the neoclassical mainstream for another one taking into account the information problem. The paper devoted to the economic paradigm creating theory. It stresses on the focusing the modern directions of methodology development on the base of neo-institutional and new-institutional economic theory.
Становление любого этапа развития общества предполагает не только изменения в его качественной структуре и динамике, но и ломку научных парадигм и теорий, складывающихся веками и казавшихся до некоторого времени незыблемыми. Усложнение структуры современной социально-экономической системы, возрастание сложности производственной деятельности требуют адекватного научного осмысления происходящих изменений. «Экономическая действительность слишком многовариантна и скорость ее изменения опережает темп ее изучения…»[1]. Серьезное несоответствие экономической науки отражаемой ею радикально меняющейся реальности вызывает необходимость новых концептуальных решений, поиска путей дальнейшего развития экономической теории.

Развернувшуюся в последнее время среди экономистов-теоретиков дискуссию о перспективах дальнейшего развития экономической науки в свете современных вызовов, которую некоторые авторы оценивают как кризис научной парадигмы, на наш взгляд не следует драматизировать. Вся история экономической науки представляет собой смену научных парадигм, осуществляющуюся либо в рамках преемственности в развитии познания, либо посредством научных революций.

Парадигму можно определить как строго научную теорию, воплощенную «в системе понятий, выражающих существенные черты действительности, а также общепризнанные научные достижения, предоставляющие научному сообществу модель постановки проблем и их решения в рамках определенного исторического периода» [2]. Т.Кун, введший в научный оборот понятие «парадигма», в своей книге «Структура научных революций» выдвигает концепцию смены научных парадигм революционным путем с последующим периодом «нормальной науки», предполагающей только кумулятивное накопление знаний [3].

Классическая политэкономия, маржинализм и теория равновесия Вальраса определили направление мейнстрима XIX в., во многом способствуя тому, что с начала ХХ в. в экономической науке ведущее место завоевала неоклассическая парадигма. Субъективные факторы были признаны как значимые обстоятельства, влияющие на результаты экономической деятельности, в центре экономической теории оказалось поведение субъектов рынка, осуществляющих экономический выбор [4]. Если классическая политическая экономия была направлена на решение проблемы происхождения богатства и его распределения, то неоклассика нацелилась на изучение путей роста богатства в условиях ограниченности материальных ресурсов.

Неоклассическую теорию можно трактовать как теорию индивидуального выбора, зависимую от используемой концепции рациональности. В неоклассике экономический агент рассматривается как упорядоченный набор стабильных предпочтений [5]. Концепция рационального выбора на уровне взаимодействия экономических агентов становится элементом теории равновесия, рассматриваемой в качестве отправной точки анализа экономической системы и анализируемой при помощи метода сравнительной статики (поскольку институциональная структура для определения сравнительной эффективности окончательной аллокации ресурсов не имеет значения, она в рамках исследования данной научной программы игнорируется [6]).

При этом предметом изучения экономической теории мейнстрима продолжают оставаться материальные блага и деньги.

В условиях становления постиндустриальной экономики с преобладающей нематериальной составляющей производства, сокращением «материального» сектора экономики, информация стала определять направление и динамику развития, модифицируя всю систему экономических отношений. Современная экономика может быть представлена «как гигантская информационная сеть со своими сгущениями (узлами) – фирмами, где производится, циркулирует и потребляется информация. В этих сгущениях-узлах вырастают иерархии для более эффективного «овладения» информацией. Подобной же сетью становится и все современное общество…» [7]. Таким образом, современная экономика отличается от описываемой в неоклассическом мейнстриме.

Говоря о ведущем месте неоклассической школы в экономической теории на протяжение ХХ в., А.Н.Нестеренко выделяет следующие причины:

нацеленность на выявление глубинных мотивов и условий экономической деятельности человека, обращение тем самым к фундаментальным проблемам экономического поведения;
универсализм, поиск универсальных законов экономического поведения, характерных не только для рыночного хозяйства, но и для других экономических систем;
внутреннее единство теоретических построений, четкость и последовательность анализа [8].

Интересно, как этот список дополняется со стороны критиков неоклассической парадигмы. Так, Дж. Стиглиц, оппонируя неоклассику, с одной стороны, не может не признать ее адекватности в обеспечении понимания многих экономических явлений (например, при анализе частного случая конкурентных рынков). С другой стороны, отмечает наличие определенных интересов, на службе которых выступает данная исследовательская программа, позволяя использовать ее для разработки политических решений определенной направленности [9].

Мы полагаем, что существует, по крайней мере, еще одна причина долгожительства неоклассической парадигмы, проявившаяся в ее склонности к изменчивости и способности впитывать результаты исследования других экономических школ.

Заметим, что различия позиций и обоюдная критика экономических учений - неизбежный результат невозможности создания единой полной и непротиворечивой фундаментальной теории экономики. Экономисты всегда вынуждены прибегать к явным или неявным допущениям, не подкрепленным формальной аргументацией.

Изменчивость среды определяет необходимость постоянного развития научных теорий, которые подвергаются методологической критике как изнутри, в рамках собственных школ, так и извне, со стороны других направлений, предполагающих другие системы координат.

С одной стороны, ни одно экономическое учение не является однородным (достаточно рассмотреть, например, теории А. Смита и Д. Рикардо, А. Маршалла и Л. Вальраса, М. Фридмана и Р. Лукаса). С другой стороны, взаимная критика соперничающих школ экономической теории, которые, казалось бы, стоят на диаметрально противоположных позициях раскрывает их общие предпосылки анализа (так, монетаризм и кейнсианство построены на допущениях об однородности капитала, нисходящей кривой спроса на труд, экзогенности вкусов и предпочтений и т.д.). «Благодаря таким связям соперничающие подходы обретают общую платформу для полемики друг с другом и, более того, появляется возможность критики таких общих допущений с совсем иных позиций… Не существует такого объекта, как неподвижная завершенная теоретическая система с присущими ей одной («собственными») эмпирическими фактами, отгороженная непроницаемой стеной от остального мира науки… Именно наличие взаимных связей, присущих всему научному процессу, указывает на неадекватность сложившихся представлений о релятивистской точке зрения» [10].

Развитие экономической теории протекает в русле взаимовлияния. Одни экономико-теоретические школы вырастают «из глубокой мутации» других (так, критика классических воззрений А. Смита и Д. Рикардо привела к развитию политической экономии марксизма), другие - с отвержением практически всех предпосылок теории предшественников (появление институционализма как реакция на американскую неоклассику). Сочетание преемственности с изменением ряда базовых положений исходного подхода можно отметить в развитии новой институциональной теории.

В ХХ веке границы предмета экономической науки претерпели изменения. В основе этого процесса можно отметить две составляющие:

изменение объекта экономической теории, отражающее вступление в новый этап развития экономической деятельности,
«интеллектуальные усилия ученых, опирающиеся на логический аппарат теории, углубляющие и расширяющие положения и выводы науки»[11] в направлении междисциплинарного подхода и «экономического империализма».

Применение методов экономической теории в социологии, политологии, психологии и других науках о человеческом поведении сопровождалось проникновением в экономические учения методов других наук. Помимо исторического и математического подходов развитие получила так называемая «биологическая метафора» - приложение принципов естественного отбора и других механизмов, регулирующих поведение живых существ, к деятельности экономических субъектов [12].

В ходе дискуссий обсуждается также проблема общенаучного контекста эволюции экономической теории, в рамках которой экономику предлагается рассматривать как сложную «человекоразмерную» систему с действующим в ней «человеком как космо-био-социальным существом, в котором нераздельны сознательное под- и бессознательное начала» [13]. Однако мы полагаем, что подобное расширение предмета и объекта экономической теории в настоящее время является чрезмерным, не обусловленным объективной реальностью.

Вместе с тем, нельзя не согласиться с позицией А. И. Московского в отношении идеи синтеза экономических теорий как результате усложнения социально-экономической системы [14]. Ни одна из существующие сегодня экономических парадигм не свободна от односторонности представления экономической реальности, в то время как системный характер предмета экономической теории может быть рассмотрен как предпосылка необходимого синтеза идей различных направлений.

Современная экономическая парадигма, называемая в настоящее время неоклассикой, на деле вбирает в себя результаты исследований других экономических школ (в первую очередь, кейнсианство и марксизм). Кроме того, следует отметить движение самой неоклассики в институционалистском направлении (новая институциональная экономическая теория).

Одним из основных истоков развернутых методологических споров, на наш взгляд, стало осознание значимости проблемы информации в усложняющейся социально-экономической системе, в то время как неоклассическая парадигма оставляет этот вопрос за пределами своего анализа: «В граде, представляющем собой экономическую теорию, информация ютится в трущобах» [15].

Г. Саймон предрекал эту проблему еще в 1976 г., говоря, что вовлечение в экономическую теорию информационных проблем приведет к изменению исследовательской программы [16].

Согласно подходу И.Лакатоса любая научная теория основывается на определенных фундаментальных предпосылках, являющихся ее аксиоматическим полем, служащих начальной точкой исследования – это неизменное жесткое ядро исследовательской программы. Кроме того, теория предполагает набор других предпосылок, которые представляются менее значимыми для ее целостности и образуют своеобразный защитный пояс исследовательской программы. Модификация защитного пояса приводит к модификации исследовательской программы, в то время как изменение элементов ядра означает переход на новую исследовательскую программу [17].

Рис. 1. Жесткое ядро и защитный пояс неоклассической экономической теории
В неоклассической парадигме экономической теории на протяжение ХХ в. жесткое ядро образуется концепциями совершенной рациональности, индивидуализма, экзогенности и устойчивости предпочтений, концепции «невидимой руки» рынка (рис.1). К защитному поясу относятся совершенство информационного поля, однородность товара и полная спецификация прав собственности.

Совершенная рациональность предполагает, что все экономические агенты осознают собственные цели и способны безошибочно и без издержек выбирать наилучшие, оптимальные решения. Индивидуализм означает выдвижение индивида с его частными интересами в качестве основной единицы анализа, способность объяснения любого социального явления через поведение отдельных индивидов. Экзогенность и устойчивость предпочтений выступает следствием предыдущей предпосылки: при незначительных колебаниях внешней среды предпочтения индивида на меняются. Наконец, концепция «невидимой руки» предполагает, что достигаемое в модели Л. Вальраса рыночное равновесие, являющееся Парето-эффективным (распределение ресурсов таково, что невозможно улучшить благосостояние ни одного из участников, не ухудшив благосостояние других), достигается автоматически, без принуждения, в результате свободного обмена между экономическими агентами.

Включение в анализ информационных и трансакционных издержек, а также ограничений, связанных с правами собственности, представляет собой модификацию защитного пояса неоклассики [18]. Этот новый подход Т. Эггертссон определяет как неоинституциональную экономическую теорию, «тем самым подчеркивая ее связь с традиционной микроэкономической теорией и отделяя ее от … трудов экономистов-институционалистов, отрицающих такой элемент твердого ядра, как модель рационального выбора» [19].

Нельзя не согласиться с И. Е. Рудаковой, замечающей, что «во многих случаях «кризис» экономической теории – это проблема несоответствия ее предпосылок и выводов резко изменившимся обстоятельствам» [20].

Как нам кажется, проблема заложена в аксиоматическом поле неоклассики, и в первую очередь в предположении о совершенстве информации, из которого в какой-то степени вытекают и другие предпосылки. Действительно, реальный рынок информационно несовершенен. В частности, информация распределена асимметрично, одни участники обмена являются более информированными по сравнению с другими, а получение дополнительного объема информации сопряжена с достаточно весомыми издержками.

Проблема доступности информации в процессе принятия решения экономическими агентами рыночной системы ставилась в теоретическими исследованиях уже в первой половине ХХ в. Еще в 1924г. Ф. Найт рассматривал неопределенность как неотъемлемую характеристику экономической среды [21]. Примерно в это же время Я. Маршак выдвинул гипотезу о возможности экономического расчета в условиях неопределенности, рассматривая цены в качестве основного источника информации.

Очевидно, что в современном мире принятие любого решения сопряжено с обработкой больших информационных массивов. Исследование рынка, инвестирование, контроль деятельности конкурентов и собственных организационных структур организации по мере общественного прогресса и усложнения межсубъектных связей требуют все больше информационных ресурсов. Вместе с тем, получение информации становится более сложным делом, приводящим к неизменному росту информационных издержек. Это актуализировало дальнейшие исследования экономистов, не удовлетворенных тем, что неоклассическая парадигма, признавая существование неопределенности в качестве неотъемлемой черты рыночной среды, тем не менее, исключала информационные проблемы из экономического анализа. «Мы живем… в царстве неопределенности… Это относится как к бизнесу, так и к другим видам деятельности… Если мы хотим понять функционирование экономической системы, мы должны осмыслить суть и значимость фактора неопределенности» [22].

Во второй половине ХХ века Дж. Стиглер разработал концепцию выбора в условиях неопределенности, которая в целом сводилась к общему случаю неоклассической модели выбора в условиях совершенной информации [23]. Принятие аллокационного решения требует от экономических агентов анализа вариантов сочетания ресурсов, а также сведений об экономическом поведении других рыночных агентов. Несовершенство информации, ее дефицит приводит к «платности» по аналогии с «платностью» любого редкого ресурса в неоклассическом смысле. Таким образом, принятие рационального решения обусловливается затратами на получение необходимой информации.

На основе сформулированной теории редкости и платности информации, была введена функция издержек потребителя, которая в предельном анализе сопоставлялась с потребительской выгодой в рамках неоклассической оптимизационной модели.

Проблема получения информации в условиях ее дефицита является актуальной не только в сфере бизнеса [24]. Асимметричность информации, предполагающая, что одни экономические субъекты знают больше других по одному и тому же вопросу, приводит к появлению особой модели в отношениях между людьми – модели «принципал-агент». В рамках этой модели агент должен добросовестно выполнять поручения принципала, который имеет право на достоверную и своевременную информацию о работе подчиненного. Классическими примерами такого рода отношений являются отношения «начальник-подчиненный», «собственник – наемный управляющий», «избиратели – политики».

Если допустить, что агент, как и всякий человек, имеет собственные интересы (собственную функцию полезности), то нельзя отрицать возможность оппортунистического поведения, нарушения указаний принципала в ходе преследования собственной выгоды агента. Любой контроль требует информации, а значит, приводит к значительным издержкам по ее сбору. Таким образом, в условиях информационной асимметрии проблема «принципал-агент» сводится к проблеме платности информации.

Заслуга признания платности информации принадлежит неоклассическому направлению (неоинституционализму), введшему в анализ наряду с трансформационными издержками, обычными затратами на переработку исходных ресурсов в готовый продукт, новый класс издержек – трансакционные.

Согласно классификации Норта – Эггертссона, построенной по принципу последовательности наблюдаемых признаков деятельности по мере реализации контрактных отношений, выделяется шесть категорий трансакционных издержек:

издержки поиска информации;
издержки ведения переговоров;
издержки составления контракта;
издержки мониторинга;
издержки принуждения к исполнению контрактов;
издержки защиты от третьих лиц [25].

При этом под информационными издержками понимаются исключительно затраты на поиск приемлемой цены, информации о качестве имеющихся товаров и услуг, сведений о «качестве» продавцов и покупателей, что, на наш взгляд, не совсем правомерно. Мы полагаем, что все типы трансакционных издержек по своей сути должны быть отнесены к информационным издержкам, поскольку в их основе лежат именно затраты на сбор и обработку информации.

Проблема снижения трансформационных издержек традиционно связывается с внедрением современной техники, ресурсосберегающих технологий, ростом производительности труда, совершенствованием организации производства и т.д. Однако задача снижения трансакционных издержек в условиях углубления разделения труда и усложнения социально-экономических связей представляется более трудной. Безусловно, современные технологии сбора, передачи и обработки информации могут снизить величину трансакционных издержек, однако встречное влияние социальных факторов способно перекрыть эту экономию.

Неоинституциональная теория в качестве главного фактора уменьшения трансформационных издержек определяет возможность снижения неопределенности за счет формирования устойчивых правил поведения, институтов. «Институты – это «правила игры», в обществе, или, выражаясь более формально, созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимодействие между людьми… Институты уменьшают неопределенность, структурируя повседневную жизнь… Институты определяют и ограничивают набор альтернатив, которые имеются у каждого человека» [26]. Таким образом, поскольку издержки взаимодействия между индивидами оказываются выше издержек сбора рассеянной информации, они могут и должны быть снижены посредством строительства социальных институтов.

Однако логика развития научного познания привела к возникновению научных теорий, выходящих за рамки неоклассического «твердого ядра». Так новая институциональная экономическая теория (НИЭТ) подвергает сомнению рациональность экономического выбора. В частности, Г. Саймон дополняет идею платности информации тезисом о неполной рациональности экономических субъектов, связанной с ограниченностью когнитивных способностей экономических агентов [27]. Таким образом, экономический субъект, стремясь к максимизации приобретаемой полезности, учитывает не только внешние, но и внутренние ограничения.

Замена постулата оптимизации концепцией нахождения удовлетворительного результата предполагает, что вместо стремления к максимизации полезности индивиды ищут способ достижения приемлемого его уровня. В процессе принятия решений индивид, не достигнув поставленных целей, пересматривает последние. При этом критически важным моментом ограниченной рациональности выступает не только неполнота информации, но и невозможность ее всесторонней, «всеобъемлющей обработки, интерпретации применительно ко всем ситуациям выбора» [28].

Введение ограниченной рациональности в экономическую науку позволяет расширить предметное поле экономической теории: «…в число ограниченных ресурсов попадают интеллектуальные возможности человека, его внимание, способность воспринимать и обрабатывать информацию, а также принимать на ее основе решения» [29]. Концепция ограниченной рациональности делает экономическую теорию более функциональной с точки зрения характеристик рабочей модели человека [30].

Таким образом, в новой институциональной экономической теории неоклассическая предпосылка максимизации полезности трансформируется в задачу минимизации трансакционных издержек (или суммы трансформационных и трансакционных издержек). При этом данное направление экономических исследований в большей степени ориентировано на применение методов смежных общественных наук, нацелено на анализ экономического развития не в терминах сравнительной статики равновесия, а в эволюционном плане.

По образному выражению Т. Эггертссона, новая институциональная экономическая теория находится на «разведочной» стадии [31], что отражается в несформированности терминологического аппарата, недостаточном использовании математических моделей, акценте на эмпирические исследования. Вместе с тем, следует отметить, что в отечественной экономической науке наблюдается рост интереса к этой исследовательской программе [32].

Е. Майминас выделяет три направления формирования новой информационной парадигмы экономической теории:

признание ведущей роли информационной составляющей экономики;
осознание многовариантности социально-экономического развития, множественность его возможных траекторий;
понимание более сложного характера модели человека в экономике, который руководствуется в своей деятельности многообразными изменяющимися критериями и существует в условиях несовершенной информации [33].

Говоря о векторе дальнейшего развития «жесткого ядра» экономической теории в XXI в., мы придерживаемся мнения о необходимости движения в направлении исследования информации как субстанционального элемента экономики. Мы полагаем, что введение информации в экономический анализ полностью соответствует многообразию и разнообразию усложняющейся реальности.

При этом следует развивать исследования в области разработки информации как специфического блага и как важнейшего фактора современного производства, поскольку информация воздействует на социально-экономические системы радикально и способна продемонстрировать принципиально новые, пока неизвестные и непредвиденные результаты.

В этой ситуации, думается, не следует опасаться методологического плюрализма. Если мы соглашаемся с фактом усложняющейся многовариантности окружающего мира, то объясняющая экономическая теория должна своим разнообразием ему соответствовать.

На этапе смены научной парадигмы одновременное развитие нескольких научных школ, зачастую с противоположными взглядами, можно только приветствовать, поскольку только таким путем возможно учесть весь богатый потенциал экономической науки, накопленный за ее историю. В неизбежном многообразии экономических ситуаций (в историческом, территориальном, структурном плане и т.д.) те или иные теории могут быть более адекватными для понимания реальности. А. Олейник справедливо отмечает необходимость придания «научному дискусу диалогического, полифонического звучания», необходимость диалога идей как процедуры возникновения новой экономической теории [34]. «Важно расстаться с привычкой ходить непременно строем, в том числе неолиберальным» [35].

Однако мы не согласны с мнением о бесперспективности попыток свести все теории воедино. Синтез различных экономических учений представляет собой проявление действительного взаимодействия различных теоретических направлений друг с другом, которое может быть очень полезным в рамках смены экономической парадигмы. При этом только следует учитывать, что каждая исследовательская программа основывается на определенной системе допущений, поэтому механическое, эклектическое сочетание различных теорий недопустимо, т.к. способно ввести в заблуждение, привести к ошибочным выводам.

Наконец, в оценке продолжительности «переходного парадигмального периода» на наш взгляд нельзя не согласиться с А. Н. Нестеренко в том, что смена экономической парадигмы не может произойти «…по крайней мере, до тех пор, пока новая цивилизация не обретет отчетливые и устойчивые формы» [36].

____________________________

Полтерович В. Кризис экономической теории // Труды научного семинара «Неизвестная экономика». Отделение экономики РАН. М.: ЦЭМИ РАН, 1997. Вып. 2. С. 23-24.
Тутов Л.А. Предмет и метод экономической теории / Л.А.Тутов, А.Е. Шаститко. М.: Экономический факультет МГУ, ТЭИС, 1997. С. 19.
Кун Т. Структура научных революций / Пер. с англ. М.: АСТ, 2004. 605 с.
Рудакова И. Основное течение экономической теории: Потенциал и научная критика // Вопросы экономики. 2005. № 9. С. 23.
Автономов, В.С. Модель человека в экономической науке: Автореф. … д.э.н. М., 1995. 32 с.
Шаститко А.Е. Новая институциональная экономическая теория. М.: Экономический факультат МГУ, ТЕИС, 2002. С.32.
Майминас Е. Информационное общество и парадигма экономической теории // Вопросы экономики. 1997. № 11. С. 90.
Нестеренко А.Н. Главы из учебника «Экономика» // Экономика и институциональная теория. М.: Эдиториал УРСС, 2002. С. 213-214.
Stiglitz J. Information and the Change in the Paradigm in Economics // American Economic Review, June 2002. Vol. 92. No 3. P. 512.
Ходжсон Дж. Экономическая теория и институты: Манифест современной институциональной экономической теории / Пер. с англ. М.: Дело, 2003. С. 85, 88.
Радаев В.В. Объект экономической теории как критерий ее развития // Современные проблемы экономической теории. В 2-х ч. Ч. 2. М.: «Парад». 2004. С. 226.
Маевский, В.И. Экономическая эволюция и экономическая генетика // Вопросы экономики. 1994. № 5. С. 4-21.
Тарасевич В. Постнеклассический вызов фундаментальной экономической науке // Вопросы экономики. 2004. № 4. С. 113.
Московский А.И. Методологические проблемы синтеза экономических теорий // Современные проблемы экономической теории. В 2-х частях. Часть 2. М.: «Парад». 2004. С. 193-195.
Стиглер Дж.Дж. Экономическая теория информации // Вехи экономической мысли. Теория фирмы. Т. 2. Под. ред. В.М.Гальперина. СПб.: Экономическая школа, 2000. С. 507.
Simon, H.A. From Substantive to Procedural Rationality // Method and Appraisal in Economics. Cambridge: Cambridge University Press. 1976. P. 148.
Лакатос, И. Методология исследовательских программ / Пер. с англ. М.: АСТ: ЕРМАК, 2003. 380 с.
Речь идет не об однородном экономическом учении, а о группировании ряда теорий, различающихся по объекту и степени модификации жесткого ядра, среди которых «экономическая теория прав собственности», «новая экономическая история», «экономическая социология», «новая теория организации организации отраслевых рынков», «экономическая теория трансакционных издержек», «новая сравнительная теория экономических систем», «экономическая теория права».
Эггертссон, Т. Экономическое поведение и институты / Пер. с англ. М.: Дело, 2001. С. 20.
Рудакова, И. Основное течение экономической теории: Потенциал и научная критика // Вопросы экономики. 2005. № 9. С. 26.
Knight, F.H. The Limitations of Scientific Method of Economics // The Trend of Economics. N.Y.: Alfred Knopf, 1924. P. 229-267.
Найт, Ф.Х. Риск, неопределенность и прибыль / Пер. с англ. М.: Дело, 2003. С. 195.
Стиглер, Дж. Дж. Экономическая теория информации /, Вехи экономической мысли. Теория фирмы. Т. 2. Под. ред. В.М.Гальперина. СПб.: Экономическая школа, 2000. С. 507-529.
Беккер, Г. Экономический анализ и человеческое поведение // THESIS. Зима, 1993. Т. 1. Вып.1. С. 24-40.
Кузьминов, Я.И. Курс институциональной экономики: институты, сети, трансакционные издержки, контракты / Я.И. Кузьминов, К.А.Бендукидзе, М.М. Юдкевич. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2006. С. 209-228.
Норт, Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. - М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997. - С.17-18.
Саймон, Г.А. Теория принятия решений в экономической теории и науке о поведении // Вехи экономической мысли. Теория фирмы. Т. 2. Под. ред. В.М.Гальперина. СПб.: Экономическая школа, 2000. С.54-72.
Шаститко, А.Е. Новая институциональная экономическая теория. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 2002. С. 37.
Шаститко, А. Предметно-методологические особенности новой институциональной экономической теории // Вопросы экономики. 2003. № 1. С. 27.
Тутов, Л. Экономический подход к проблеме организации знаний о человеке / Л.Тутов, А. Шаститко // Вопросы экономики. 2002. № 9 . С. 46-63.
Эггертссон, Т. Экономическое поведение и институты / Пер. с англ. М.: Дело, 2001. С. 20.
Нуреев, Р. Плоды просвещения (российская неоклассика и неоинституционализм на пороге III тысячелетия) / Р.Нуреев, Ю.Латов // Вопросы экономики. 2001. № 1. С. 96-116.
Майминас, Е. Информационное общество и парадигма экономической теории // Вопросы экономики. 1997. № 11. С. 91.
Олейник,А. Наука превращенных форм: вчера и сегодня // Вопросы экономики. 2003. № 6. С. 118.
Архипов, А.Ю. Экономическая теория в России: ответы на современные вызовы // Современные проблемы экономической теории. В 2-х ч. Ч 2. М.: «Парад». 2004. С. 30.
Нестеренко, А.Н. О чем не сказал Уильям Баумоль: Вклад ХХ столетия в философию экономической деятельности // Экономика и институциональная теория. М.: Эдиториал УРСС, 2002. С. 168.