К. О. Апель: Герменевтический вариант аналитической философии Тема «герменевтический вариант аналитической философии, который был пр - umotnas.ru o_O
Главная
Поиск по ключевым словам:
страница 1
Похожие работы
Название работы Кол-во страниц Размер
«Вопросы философии». 2012.№5. С. 125-133. Логика и философия 1 239.4kb.
О проблеме несоизмеримости экономических научных теорий в ситуациях... 1 130.31kb.
20 век философия науки в движении от логического позитивизма к эпистемологическому... 1 345.16kb.
Программа по дисциплине гсэ. Ф 5 2 1218.7kb.
Учебная программа дисциплины «Философия» Раздел История философии... 1 193.68kb.
Программа курса "Линейная алгебра" 1 45.3kb.
Рабочая программа учебной дисциплины 1 145.67kb.
Вопросы к зачету и экзамену по философии для заочного отделения фирт... 1 20.38kb.
О природе университета: герменевтика vs риторика 1 105.63kb.
Контрольная работа по курсу «Социология» Вариант 8 1 107.61kb.
Вариант 1 Вариант 2 2 379.98kb.
I анализ бюрократии в статьях из «Рейнской газеты» 3 984.55kb.
Викторина для любознательных: «Занимательная биология» 1 9.92kb.

К. О. Апель: Герменевтический вариант аналитической философии Тема «герменевтический - страница №1/1

К.-О. Апель: Герменевтический вариант аналитической философии

Тема «герменевтический вариант аналитической философии, который был предложен Апелем» предполагает, во-первых, нахождение в рамках аналитической философии такой концепции, которая могла бы иметь герменевтические импликации; во-вторых, она предполагает построение на основе этой концепции такой герменевтики, которая могла бы конкурировать с уже имеющимися «герменевтиками» (к примеру, Хайдеггера или Гадамера). Вообще сама постановка вопроса может вызвать вначале недоумение: слишком уж разными представляются герменевтические и аналитические традиции. Однако путь поиска нам сможет подсказать английский аналитик, ученик Витгенштейна, Питер Уинч. В работе «Идея социальной науки» он ставит и решает проблему понимания «иных» культур, т.е., по сути, ту проблему, которая интересовала герменевтику с самого ее возникновения. Поскольку построение Уинча опирается на идеи Витгенштейна, одного из основателей аналитической философии, то уместно начать поиск с Витгенштейна.

Сразу следует заметить, что творческое наследие Витгенштейна не однородно. Когнитивные интересы «раннего» Витгенштейна и герменевтики были полностью противоположными. В частности, он редуцировал герменевтическое понимание различных интенциональных значений к семантическому пониманию значений идеализированных повествовательных предложений: предложение «верования» «А верит, что р» редуцировалось к дескриптивным предложениям-образам ««р» означает р» (в данном предложении речь идет о соотнесении фактов посредством соотнесения их предметов).

Обратимся теперь к «Философским исследованиям». Уже при поверхностном прочтении можно заметить, что в центре внимания Витгенштейна оказываются, по сути, герменевтические феномены – вопросы о «смысле», «значении», условиях «понимания», «мнения», «веры» и т.д. Более того, даже цель философии видится Витгенштейну в том, чтобы устранять «непонимание», которое, правда, произрастает из ложного употребления слов, нерефлексируемых отождествлений и аналогий.

Рассмотрим теперь чуть более подробно основные понятия и «метод» поздней философии Витгенштейна. Главное понятие – понятие «языковой игры». В самом общем виде оно может быть охарактеризовано (Витгенштейн не дает четкую дефиницию) как конструируемое на основе некоторого правила поведения единство языкового употребления, формы жизни и освоения мира (или ситуации). Витгенштейном постулируется существование неограниченного количества таких «игр», которые могут быть более или менее родственными, исторически возникают и исчезают. Правила конкретной языковой игры определяют «глубинную» грамматику языка. Эта грамматика содержит критерии смысла и бессмыслицы, а также приписывает связанному с конкретной языковой игрой ситуационному миру априорную сущностную структуру.

Легко заметить, что характеристика языковой игры содержит требование учета практики человеческого «языкового поведения». Следствиями такой прагматизации оказывается, во-первых, отказ от монопольного положения научного отношения к миру в пользу разнообразных мерок миропонимания, имманентных конкретным языковым играм, во-вторых, ставится под сомнение использование языка исключительно в целях дескрипции. Последнее означает, что, к примеру, вопрос и приказ по своему смыслу не могут быть редуцированы к констатациям фактов, поскольку модус предложения есть то, в чем выражается «переплетение» языкового употребления с ситуационной связью формы жизни в языковой игре.

С позиций герменевтики отсылка к прагматическому измерению языкового употребления имеет еще одно важное следствие: к числу языковых игр могут быть также отнесены все действия или мышление, в какой либо форме связанные с языковым употреблением. Иными словами, к языковым играм относится любой вид человеческого поведения, включающего в себя «понимание смысла», и потому само являющееся «понятным».

По Витгенштейну, на вопрос о смысле «смысла», «значения», «подразумевания», «понимания» можно ответить, лишь ответив предварительно на вопрос о критериях смысла или понимания смысла в каком-то определенном случае. На этот вопрос, следовательно, можно ответить отсылкой к «обстоятельствам» определенного способа поведения. В целом, Витгенштейн полагает, что для значения языковых высказываний (для того, что они подразумевают) решающим является то, что высказывания имеют место в языковой игре, где (согласно публичным правилам игры) закреплено и подразумевание, и понимание подразумеваемого. И для того чтобы прояснить феномены подразумевания и понимания Витгенштейн предлагает воспользоваться следующим способом: нужно «просто» описать языковую игру, в которой имеют место эти феномены. Назовем этот способ «методом Витгенштейна».

Собственно далее можно уже не пересказывать идеи Витгенштейна, а заняться их интерпретацией. Предположим вначале, что рассуждения Витгенштейна о «языковых играх», которые философ должен только описывать, следует понимать в духе методологического бихевиоризма. Тогда языковые игры – это описываемые и наблюдаемы «данные», т.е. объекты эмпирико-аналитической науки. Так как объективные данные могут идентифицироваться и описываться как таковые только в контексте конкретной языковой игры, то языковая игра как объект описания должна была бы предполагать другую языковую игру и т.д. до бесконечности. Для прояснения возникающего здесь недоразумения обратимся к методологическим предпосылкам бихевиоризма: в его основу положено классическое декартовское разделение субъекта и объекта исследования (описания). В рамках субъект-объектной парадигмы языковой игре «тесно» - она оказывается одновременно и субъектом и объектом исследования (в случае бихевиоризма).

Последнее замечание показывает принципиальную возможность сопоставления теории «языковых игр» и диалектико-герменевтического обоснования наук о духе, поскольку для диалектико-герменевтических концепций общество – это своеобразный «субъект-объект», с каковым можно идентифицировать себя, понимая.

Апель в связи с этим предлагает интересную альтернативу: описание языковых игр, в которых подразумеваемое и выражается, и понимается, можно попытаться интерпретировать как относительное отчуждение собственного подразумевания и понимания. В таком случае (с учетом также того, что функция смысловых интенций должна обнаруживаться посредством описания) понимание смысловых интенций можно перенести в функцию самого описания. Далее, если метод описания языковых игр («метод Витгенштейна») трактовать как отчуждение человеческого самопонимания, то становится возможным рассмотрение вопроса о структуре тех языковых игр, которые по своему способу описания связаны с другими языковыми играми. Эти языковые игры Апель назвал «герменевтическими».

«Герменевтические» языковые игры выполняют в языке «смыслоуказывающую» роль, они привносят в процессы понимания нормативный аспект, создают основу для взаимодействия различных смысловых контекстов. В «герменевтической» языковой игре истолковывается конкретное смысловое содержание языковой игры. Если принять во внимание то, что такие «игры» отличны от обычных «дескриптивных» языковых игр, в которых описывается природа, то открывается интересная перспектива для обоснования гуманитарных наук: ведь исторические «науки о духе» должны иметь дело с ситуационными контекстами, воплощающими те игры, которые принадлежат прошлому и еще должны быть реконструированы в целостном виде.

Поскольку нас интересует построение более или менее адекватной герменевтической теории на базе философии Витгенштейна, то можно заметить, что описание языковых игр само не является ни достаточным, ни необходимым условием понимания. Если не имеет место единство диалога с описываемой языковой игрой, то описание не может привести к содержательному пониманию смысла, показывающего себя в языковой игре. Апель предлагает важное дополнение к методу описания, а именно – предпосылку участия в языковой игре. Заметим сразу, что и это условие является лишь необходимым. Действительно, должна существовать «эмпирия», данные которой могли бы открыть для нас совершенно новые «горизонты смысла». И эта «эмпирия» - фактическая форма жизни человека, когда он не подводит под общее правило частные случаи опытных данных, а «достигает подлинного восприятия вещей» (в духе Хайдеггера), т.е. открывает новые возможности понимания. В частности, таковыми предстают перед нами произведения искусства.

Упоминая об этой проблеме, Апель оставляет ее, к сожалению, без дальнейшего конструктивного рассмотрения. И все же, каким должно быть необходимое и достаточное условие понимания? Понимание вряд ли могло иметь место, если предполагало бы конфронтацию двух совершенно замкнутых и несовместимых систем правил. Герменевтическое понимание, хотя и начинается с полемического столкновения двух «горизонтов», все-таки предполагает некоторое «трансцендентальное единство интерпретации» (термин Апеля) в качестве условия собственной возможности.

Как мы знаем, языковую игру нельзя описать на основании внешнего наблюдения, но можно описать на основании участия в языковой игре. Ведь если это условие не выполняется, то становится проблематичным гарантировать то, что философ не просто прилагает некоторые правила объяснения. Иначе: установить, осмысленно или нет, следует тот или иной человек правилам, которыми мы описываем его поведение, можно лишь тогда, когда его поведение можно понимать в связи с языковой игрой как публично контролируемое следование правилам; констатировать это можно только на основании собственного участия в данной языковой игре. Учитывая то обстоятельство, что языковых игр как конечных фактов, которые можно описать, существует неопределенное количество, можно признать невозможным какое-либо высказывание о языковых играх «в целом» без имплицитно предполагаемой коммуникации со всеми языковыми играми.

Поскольку специалист по герменевтике обретает смысл своей деятельности только при условии реализации возможности установления коммуникации, то единственная языковая игра, соотнесенная со всеми различными языковыми играми, становится (необходимым и достаточным) условием возможности и значимости понимания. Апель, предложивший такое решение проблемы (взаимо)понимания, назвал данную игру «трансцендентальной».



«Трансцендентальная» языковая игра должна обладать структурой языковой игры. «Форма жизни», с которой эта «игра» связна, была названа Апелем «неограниченным коммуникативным сообществом» (термин Апель позаимствовал у американского философа Ч. Пирса), правила, «конструирующие» эту «игру» - «трансцендентальные правила взаимопонимания». Для случая «трансцендентального правила взаимопонимания» радикальный прагматизм Витгенштейна Апель предлагает понимать как требование: трансцендентальному правилу следовать невозможно, не занимаясь построением универсальной (соотнесенной со всеми) языковой игры в среде конкретных человеческих языковых игр и форм жизни. Иными словами, конкретная возможность универсального взаимопонимания должна быть порождена преодолением всех конкретных ограничений для языковых игр в «неограниченном коммуникативном сообществе».

Ответить на вопрос о том, будет ли предложенный Апелем герменевтический (или, лучше, «трансцендентально-герменевтический») вариант философии «языковых игр» соответствовать той герменевтике, которую (судя по возможности герменевтических импликаций) мог бы предложить Витгенштейн, не представляется возможным. И связано это во многом с тем, что не существует «единой концепции» Витгенштейна, но существуют лишь некоторые «пейзажные зарисовки», которые должны были побудить читателя к самостоятельным размышлениям. И возможно, Витгенштейн одобрил бы, что в некоторых случаях нам лучше мыслить против Витгенштейна, чтобы при этом оставаться с ним.