страница 1
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Похожие работы
|
Алексей Михайлович Жемчужников - страница №1/1
Алексей Михайлович Жемчужников (11 февраля 1821, мест. Почеп Черниговской губ.- 25 марта 1908, Тамбов) 10 стих. Я музыку страстно люблю, но порою Настроено ухо так нежно, что трубы, Литавры и флейты, и скрипки – не скрою – Мне кажутся резки, пискливы и грубы. Пускай бы звучала симфония так же, Как создал ее вдохновенный маэстро; И дух сохранился бы тот же, и даже Остались бы те же эффекты оркестра; Но пусть инструменты иные по нотам Исполнят её, – и не бой барабана И вздох, издаваемый длинным фаготом, Дадут нам почувствовать forte и piano. Нет, хор бы составили чудный и полный Гул грома, и буря, и свист непогоды, И робкие листья, и шумные волны... Всего не исчислишь... все звуки природы! А пауз молчанье – заменят мгновенья Таинственной ночи, когда, молчаливый, Мир дремлет и грезит среди упоенья Прохладною тьмою и негой ленивой. Сквозь вечерний туман мне под небом стемневшим Слышен крик журавлей всё ясней и ясней... Сердце к ним понеслось, издалёка летевшим, Из холодной страны, с обнажённых степей. Вот уж близко летят и всё громче рыдая, Словно скорбную весть мне они принесли... Из какого же вы неприветного края Прилетели сюда на ночлег, журавли?.. Я ту знаю страну, где уж солнце без силы, Где уж савана ждёт, холодея, земля И где в голых лесах воет ветер унылый, – То родимый мой край, то отчизна моя. Сумрак, бедность, тоска, непогода и слякоть, Вид угрюмый людей, вид печальный земли... О, как больно душе, как мне хочется плакать! Перестаньте рыдать надо мной, журавли!.. Весны развертывались силы, – Вдруг выпал снег... О, падай, падай! Твой вид холодный и унылый Мне веет странною отрадой. Ты можешь время отодвинуть Тепла, цветов, поющей птички... Ещё не хочется покинуть Зимы мне милые привычки. Пусть дольше жизнью той же самой Я поживу ещё, как ныне, Глядя в окно с двойною рамой И на огонь в моем камине. Прелестна жизнь весной и летом... Но сердце полно сожалений, Что будет мне на свете этом Еще одной зимою меней... 1 Он, честь дворянскую ногами попирая, Сам родом дворянин по прихоти судьбы, В ворота ломится потерянного рая, Где грезятся ему и розги, и рабы. 2 Все тайны – наголо! Все души – нараспашку!.. Так люди не были правдивы никогда. Но можно маску снять; зачем снимать рубашку? Пусть лицемерья нет; зачем же нет стыда? Что ж! Просто ль их теснят приличные одежды? Иль представляются им выше наконец: Гонитель знания – стыдливого невежды, И робкого льстеца – отъявленный подлец? 4 Чернить особенно людей он честных хочет. Блудница трезвая, однако, не порочит Нахально женщину за то лишь, что она – И мать хорошая, и честная жена. Вот только где теперь встречаются примеры, Как и в бесстыдности блюдётся чувство меры. 5 Для творческих идей дух времени – препона; От лучших замыслов получится урод. Из мрамора резцом ваяют Аполлона, Но разве вылепишь его из нечистот? Дни жизни моей пронеслись быстролётной чредою. И утро, и полдень, и вечер мои – позади. Всё ближе ночной надвигается мрак надо мною; Напрасно просить: подожди! Так пусть же пылает светильник души среди ночи; Пусть в песнях прощальных я выскажу душу мою, Пока ещё сном непробудным смежающий очи Конец не пришел бытию. Пусть выскажу то, о чём прежде молчал я лениво, И то, что позднее мне опытом жизни дано. Моя не заглохла средь терний духовная нива; В ней новое зреет зерно. Добром помяну всё, что было хорошего в жизни; Что ум мой будило, что сердце пленяло моё; В последнем признании выскажу бедной отчизне, Как больно люблю я её. Напутствовать юное хочется мне поколенье, От мрака и грязи умы и сердца уберечь; Быть может, средь нравственной скверны, иных от паденья Спасёт задушевная речь. А если бы песни мои прозвучали в пустыне, Я всё же сказал бы, им честность в заслугу вменя: «Что сделать я мог, то я сделал, и с миром ты ныне, О жизнь, отпускаешь меня». Калигула, твой конь в сенате Не мог сиять, сияя в злате; Сияют добрые дела. Так поиграл в слова Державин, Негодованием объят. А мне сдается (виноват!), Что тем Калигула и славен, Что вздумал лошадь, говорят, Послать присутствовать в сенат. Я помню: в юности пленяла Его ирония меня; И мысль моя живописала В стенах священных трибунала, Среди сановников, коня. Что ж, разве там он был некстати? По мне – в парадном чепраке Зачем не быть коню в сенате, Когда сидеть бы людям знати Уместней в конном деннике? Что ж, разве звук весёлый ржанья Был для империи вредней И раболепного молчанья, И лестью дышащих речей? Что ж, разве конь красивой мордой Не затмевал ничтожных лиц И не срамил осанкой гордой Людей, привыкших падать ниц?.. Я и теперь того же мненья, Что вряд ли где встречалось нам Такое к трусам и рабам Великолепное презренье. 1892 * * * [Я4мж] Так прочен в сердце и в мозгу высокий строй эпохи прошлой, что современностию пошлой я примириться не могу. Но я, бессильный, уж не спорю и, вспоминая старину, не столь волнуюсь и кляну, как предаюсь тоске и горю… Что я?.. Певец былых кручин; скрижалей брошенных обломок; в пустынном доме, в час потёмок, я – потухающий камин. То треск огня совсем затихнет, как будто смерть его пришла; то дрогнет тёплая зола и пламя снова ярко вспыхнет. Тогда тревожно по стенам толпой задвигаются тени и лица прежних поколений начнут выглядывать из рам. Блестящ и жарок полдень ясный, Сижу на пне в лесной тени... Как млеют листья в неге страстной! Как томно шепчутся они! О прошлом вспомнил я далёком, Когда меня июльский зной, Струясь живительным потоком, Своей разнеживал волной. Я с каждой мошкой, с травкой каждой, В те годы юные мои, Томился общею нам жаждой И наслажденья, и любви. Сегодня те же мне мгновенья Дарует неба благодать, И возбуждённого томленья Я приступ чувствую опять. Пою привет хвалебный лету И солнца знойному лучу... Но что рождает песню эту, Восторг иль грусть, – не различу. |
|